— Таверна, которую мы прошли. Но там люди…
Дарвиш усмехнулся.
— Я знаю, что там люди. — Он убрал саблю в ножны и потянул вора за рукав. — Теперь твоя очередь следовать за мной.
Повариха едва не убила их, когда они ворвались в кухню, но Дарвиш схватил ее за необъятную талию, прошептал что-то на ухо, и через минуту они выскользнули в общий зал, две горсти золы притушили блеск Аароновых волос.
— Ты можешь украсть меч и два солнечных плаща? Для себя и для меня? — прошептал Дарвиш, осматривая шумную толпу.
В основном это были рабочие, несколько чужеземцев и пара наемников не на службе — все хорошо нагрузившиеся. Со своего места принц видел по крайней мере три зреющих спора.
Совершенно растерявшись, Аарон кивнул.
— Что ты хочешь делать?
Принц довольно потер руки.
— Собираюсь занять стражу. — Потом он подошел к самому крепкому, самому шумному мужчине в зале, хлопнул его по плечу и, когда тот повернулся, ударил кулаком в живот.
Через несколько минут Дарвиш выбрался из общей свалки и встретился с вором у двери. Увернувшись от летящего табурета, Аарон отдал ему один из плащей.
— Надень меч, — велел ему принц, набрасывая на плечи грязный плащ.
— Стража! — заорал хозяин таверны. — Стража!
Начиная понимать, Аарон пристегнул меч и прикрыл свой наряд вторым испачканным плащом.
— Ну, а теперь…
Стиснув зубы, Дарвиш поднял две кружки вина, которые чудом остались непролитыми. Секунду принц смотрел на них, потом расправил плечи и выплеснул одну кружку в лицо Аарону, а другую — себе.
— Идем? — проревел он сквозь грохот стола, разлетающегося в щепки.
Аарон кивнул. Он с трудом верил в только что проделанное Дарвишем. Учитывая жажду, которую должны возбуждать винные пары, не могло быть ничего отважнее этого.
Держась под руку, они вывалились на улицу.
Прошли два дома, помогая друг другу ковылять, когда стражники пробежали мимо, даже не оглянувшись.
Едва за ними закрылась дверь и пламя в лампе еще колебалось от сквозняка, Дарвиш принялся срывать с себя одежду. Он больше ни минуты не мог выносить этого запаха. Солнечные плащи были брошены за удобную стену на обратном пути в «Виселицу», но от рубашки и даже от штанов все еще несло спиртным, и каждый вдох напоминал о том, как давно принц последний раз пил. Обнаженный, он подошел к окну и выкинул сверток во двор. Утром они купят ему новую одежду — Дарвиш не может находиться в одной комнате с этой.
Руки у него были содраны, правая лодыжка пульсировала при каждом шаге, зверски болели мышцы, о существовании которых принц даже не подозревал, и они нисколько не приблизились к Камню… «А все, о чем я могу думать, — это как я хочу выпить». Дарвиш уперся руками в оконную раму и понурил голову. «Одна Внизу, ну что я за человек!»
Скрипнула дверь, и принц выпрямился. Не хватало еще, чтобы Аарон видел, как он жалеет себя.
— Ну, — сказал Дарвиш обернувшись, — ты определенно умеешь показать… — Тут он увидел лицо вора. — В чем дело? Что-то с Чандрой?
— Нет. — Такого бесчувственного голоса принц еще никогда не слышал. — Она спит.
— Тогда что? Что не так?
Аарон скованно дошел до кровати и сел. Дарвиш направился к нему.
— Что случилось?
— Ничего. Я просто устал. — Взявшись за подол рубашки, Аарон начал стаскивать ее через голову, но тонкий шелк снова упал ему на грудь.
Дарвиш присел на корточки, чтобы лучше видеть, и зашипел сквозь зубы. Красно-коричневый узор, который он принял за вышивку, оказался засохшей кровью.
— Твои раны снова открылись, — тихо сказал он.
— Ничего, — повторил Аарон, сдернул рубашку и бросил ее в угол. Только желваки выступили на челюстях, когда присохшая ткань оторвалась от ран и по белой груди потекли красные струйки. Шрамы воспалились и стали отвратительно багровыми. Кожа треснула в четырех местах.
— Девять Наверху, ты с ума сошел?
Все еще сидя на корточках у ног юноши, принц дотянулся до графина с водой, стоявшего сзади на низком столике. Стащил с кровати старый плащ вора, оторвал полоску, смочил ее и потянулся к груди Аарона.
— Нет. — Вор отбросил его руку.
— Не глупи, Аарон, ты весь в крови.
— Не имеет значения.
— Для меня имеет.
Дарвиш снова потянулся к его груди, а когда вор попытался оттолкнуть его, схватил за руку. С минуту они боролись, потом Аарон выдернул руку и встал. Дарвиш усадил его обратно.
— Да что с тобой?
Вор скорчил гримасу.
— Ты мог умереть там — и все по моей вине!
Дарвиш сел на пол.
— О чем ты говоришь?
— В переулке. Щель. Я должен был знать, что ты не пролезешь.
Принц ласково потрепал юношу по тонкому плечу.
— Аарон, ты не виноват, что я вырос таким крупным. А теперь, пожалуйста, сиди спокойно и дай мне заняться делом.
Не услышав возражений, Дарвиш начал вытирать кровавые потеки.
— Ты не должен жить в боли, — бездумно пробормотал он и застыл, когда что-то теплое и влажное капнуло ему на руку.
Аарон задрожал, обронив еще одну слезу. Потом еще одну, он не мог остановить их.
— Аарон, в чем дело?
Юноша порывался овладеть собой — и проиграл.
— Я всегда подвожу тех, кого я… — Он в отчаянии удержал последнее слово.
«Ты позволяешь старой боли править твоей жизнью, Аарон, мой мальчик».
— Фахарра? — Вор снова увидел перед глазами старую леди, как она лежит мертвая на диване, навечно уставясь в темноту.
«Ты позволяешь старой боли править твоей жизнью».
— Нет…
— Аарон, пожалуйста, скажи мне, в чем дело?
Боль в голосе Дарвиша пробила последнюю стену, и они с грохотом рухнули.
— Рут! — Аарон соскользнул на колени и заплакал, как не плакал долгих пять лет.
Сам плача, хоть и не понимал почему, Дарвиш прижал к себе стройное тело, защищая его своими руками. Медленно, по одному слову, история вышла наружу.
Всю свою жизнь Аарон стремился оправдать надежды отца — главы клана, воина, человека, о чьей физической силе и воле слагались легенды. Затем в тринадцать лет он влюбился в свою кузину, Рут, и кровавые побоища уже не казались ему столь важными. Его отец, не одобряющий эту любовь, пообещал Рут главе другого клана, который был втрое старше ее и уже похоронил двух жен. Девушка прибежала к Аарону за утешением. Аарон дал его. Отец застал их вместе.
Подпорченное добро не дашь главе клана. В качестве предупреждения остальным женщинам замка отец Аарона забил ее до смерти во дворе. Аарон, стоя на коленях, — дядя держал его за волосы, — был вынужден смотреть на все это.
