дерево вот-вот упадет. Оно погибает.
В комнате стало тихо.
— Это дерево еще держится, — сказала Лив. Доминик взял отца за руку и взглянул на него.
— Папа… они все такие грустные. Почему?
И тут все поняли, что Доминик необычный ребенок. Другой бы не заметил ничего, кроме радости членов всей семьи по поводу встречи. Этот мальчик понимал куда больше.
И тут Микаел спросил:
— А дед? Уже много лет мне хотелось увидеть моего деда. Неужели я…
— Нет, ты не опоздал, Микаел, — сказала Лив. — Твой дед, мой брат Аре, лежит тяжело раненый в соседней комнате. На него упало дерево, когда рубили лес.
— У меня было какое-то предчувствие, — сказал Микаел. — Когда это случилось?
— Почти месяц назад.
Он задумался, потом кивнул.
— Именно тогда Доминик сказал, что нам надо торопиться сюда. Я же решил, что речь идет обо мне.
— Я вижу, что ты нездоров, Микаел, — сказал Маттиас. — Что-нибудь серьезное?
Бросив торопливый взгляд на своего сына, он беспечно произнес:
— Не думаю.
Все поняли.
— Ты должен знать все, — сказал Бранд. — Мы все тяжело переживаем трагедию, происшедшую в лесу. Сын тети Лив, Таральд, пытался оттащить моего отца в сторону от падающей ели. Дерево задело и его.
Микаел растерянно переводил взгляд с одного на другого.
— Значит, он…
— Нет, ему не удалось отскочить…
— Твой отец? — спросил он, повернувшись к Маттиасу. — И муж Ирьи, не так ли?
— Да, — ответили те.
— Мне тяжело об этом слышать.
— Таральд уже три недели покоится в земле, — спокойно произнесла Ирья. — Скорбь о нем превратилась в прекрасные воспоминания. И теперь мы делаем все, чтобы спасти дядю Аре.
Лив встала.
— Пойдемте же! Я хочу присутствовать при встрече Аре с его шведскими родственниками. Матильда, жена Бранда, дежурит возле него. Я заменю ее. Ах, этого дня он ждал целых двадцать лет! Его очень огорчало то, что он сойдет в могилу, так и не увидев тебя.
— Значит, он… безнадежен?
Лив вздохнула.
— Боюсь, что это так.
С ними пошли все, кому хватило места в спальне, когда-то принадлежавшей Тенгелю и Силье, а потом Тарье, отцу Микаела.
Женщина, напоминавшая саму Матерь Землю, встала и приветствовала их.
Аре неподвижно лежал в постели. Его лицо было почти таким же белым, как его волосы и борода. Но темные глаза горели.
— Аре, — мягко произнесла Лив, — к тебе пришли.
Старик посмотрел на Микаела, потом на Доминика, потом снова на Микаела. Все остальные молчали.
— Добрый день, дед, — тихо сказал Микаел. Глаза Аре наполнились слезами. Он протянул руку и взял за руку внука.
— Я знал, что ты когда-нибудь придешь, — сказал он. — Я боялся только, что это будет слишком поздно. Я ждал тебя, мой мальчик.
— Меня тянуло сюда, — ответил Микаел. — Нас разлучила война.
Аре было трудно говорить.
— Благословляю тебя, — медленно произнес он. — Благословляю тебя. А это, должно быть, твой сын? Истинный сын Людей Льда, как я вижу.
— Да, это Доминик. Его мать француженка, поэтому у него такое имя.
— Она не приехала?
— На этот раз, нет.
Анетта… Что она там делает сейчас? Плачет на руках Анри? Она быстро утешится. Как только вернется Доминик скорбь ее улетучится.
— Микаел, ты должен рассказать нам о своей жизни, — сказала Габриэлла.
— Но не сейчас, — вставила Лив. — Он очень устал, да и мальчику пора спать.
— Вы можете расположиться в соседней комнате, — сказал Аре. — Мне хочется, чтобы вы были рядом. А завтра мы поговорим, все вместе. Не забудьте обо мне, я тоже хочу все услышать! Все!
В его глазах, уже несущих на себе печать смерти, зажегся огонь.
Они и в самом деле очень устали, он и Доминик. Только теперь Микаел обнаружил это. Их обоих клонило в сон, остальные же были достаточно тактичными, чтобы не задавать и за ужином вопросов.
И вот они улеглись на своих узких кроватях в старой части дома.
В этой комнате царила особая атмосфера, уловить которую Микаел до конца не мог. Комната эта так понравилась ему, что он совершенно забыл занавесить маленькие окошки.
За окнами была тихая весенняя ночь. Доминик глубоко и ровно дышал во сне. Микаел чувствовал, что его охватывает покой, тело становится тяжелым, словно готовым провалиться сквозь пол.
Он был дома! Его сердце было наполнено великой радостью от того, что все так естественно приняли его, так приветливо. Он радовался предстоящему дню.
Вдруг он услышал, как Доминик смеется во сне: тихо, словно беседуя с кем-то. Это выглядело забавно. Он смеялся так довольно долго, время от времени произнося неразборчиво какие-то слова. Потом он замолк, и в комнате воцарилась ночная тишина.
И Микаел с ужасом почувствовал, как перед ним открывается грохочущее, бесконечное, пустое пространство, более темное, чем ночь, наполненное раскатистым барабанным боем, который был, как он понимал, его собственным сердцебиением.
Он закрыл глаза, пытаясь прогнать видение, но безрезультатно, потому что это было его собственным переживанием. Вся картина была окрашена в угольно-черный цвет.
Он знал, что это находится в темноте, совсем рядом. Так близко, что он мог протянуть руку и дотронуться до этого, если бы он на это решился.
Ах, он хорошо знал, что это такое. Давно уже знал. Но по-прежнему остерегался давать этому название..
Оно было таким соблазнительным, таким манящим…
Мир. Бесконечный покой…
Доминик! Мысль о мальчике вернула его назад. Внутри у него что-то рвалось на части.
Вечная тишина…
От страха на лбу у него выступили капли пота, сердце бешено стучало.
Господи, отведи от меня все это! Я так счастлив, вернувшись к себе домой! Мой сын нуждается во мне. Я больше не могу этого выносить, я уничтожу себя самого, разобью на куски, превращу в ничто…
