уверен, что он меня не вышвырнет – Ратко нравилось мое общество, но старая калоша, которая пилила его днями и ночами напролет, в конце концов его достала. Бедняга сломался. В один прекрасный день он отлепился от кухонного табурета, прихватил несколько бутербродов и отправился на охоту. Вернулся он вдугаря пьяный и весело напевая; прервав пение, Ратко объявил, что нашел мне подходящую квартиру.
Как выяснилось, Ратко знал одного русского, который дружил с одним ямайцем, а тот, в свою очередь, был старшим в ремонтной бригаде, работавшей в доме на углу 125-й и Ленокс-авеню. Ямайцу нужны были люди на время ремонта, чтобы охранять пустующие квартиры от наркоманов и бродяг. По словам Ратко, я мог жить там совершенно бесплатно в течение месяца или двух, пока не определюсь со своими дальнейшими планами.
Потом Ратко накормил меня до отвала, втиснул в свой «хёнде» и на бешеной скорости отвез на новое место. Там, тараторя как безумный (должно быть, чтобы я не заметил, сколько вокруг черномазых), он помог мне подняться по лестнице, сунул мне ключ и мои сто баксов, сердечно пожал руку на прощание и исчез до того, как я успел что-то возразить.
Оставшись один, я огляделся. Сказать, что квартира была в ужасном состоянии, значило бы не сказать ничего. Правда, мне предстояло прожить в ней всего две или три недели (именно столько времени понадобилось Району, чтобы выйти на меня), однако в первые минуты мне сделалось нехорошо. Тараканы, клопы, сквозная дыра в полу ванной комнаты, через которую просматривались два нижних этажа, и прочие прелести… Электричество, конечно, не работало, зато из крана текла холодная вода. Всего в здании было шесть этажей, и на каждом жил по крайней мере один человек. Обязанности этих временных жильцов заключались в том, чтобы отгонять бездомных, пока здание стоит на ремонте, – задача не слишком сложная, особенно если учесть, что квартиру на втором этаже занимал мулат с Ямайки – здоровенный громила из самого жуткого района Кингстона, способный до полусмерти напугать любого нормального человека одним своим видом. Кроме того, у него было ружье, и один раз он уже пустил его в ход. Слух об этом распространился довольно быстро, и бродяги обходили наше здание стороной – в конце концов, в Гарлеме хватало полуразрушенных домов, где можно было переночевать, не подвергая себя смертельной опасности.
Сейчас Ленокс-авеню выглядит вполне пристойно, и странно даже представить ее такой, какой я ее застал, но тогда, можете мне поверить, картина была убийственная. Каждое второе здание представляло собой выжженную внутри и исписанную граффити руину; впрочем, уцелевшие дома выглядели немногим лучше: окна в них напрочь отсутствовали, и обитатели квартир вынуждены были жечь костры прямо в комнатах, чтобы немного согреться. На тротуарах громоздились горы мусора, лестничные клетки провоняли отбросами, а помои и дерьмо – совсем как в Лондоне елизаветинской эпохи – выливались на улицу через пустые оконные проемы. Проемы эти, кстати, не были даже заколочены, потому что все доски давно пошли на убогую мебель, а наименее дальновидные или вконец отчаявшиеся жильцы просто пустили их на дрова. Канализационные трубы пребывали в плачевном состоянии, поэтому после дождя или оттепели улица превращалась в клоаку. (Примерно так же выглядел Белфаст году этак в семьдесят третьем, но на Ленокс- авеню не бушевала гражданская война, которая могла бы оправдать все эти разрушения.) Стоит ли говорить, что приятно провести время здесь было совершенно негде. На всей улице не было ни одного мало-мальски спокойного бара, ни одного кинотеатра. Единственным очагом культуры мог считаться разве что театр «Аполлон», но чтобы пойти туда субботним вечером осенью девяносто второго года, нужно было быть очень храбрым белым парнем. Наверняка не всегда улица эта имела такой вид: ведь где-то здесь жили в свое время Дюк Эллингтон и Лэнгстон Хьюз [50], а интеллигентного вида старик в очках, которого я часто встречал в винной лавочке на углу, запросто мог оказаться Ралфом Эллисоном [51], но мне почему-то не верилось.
Кстати, об Аполлоне… Насколько я помнил, этот греческий бог не только покровительствовал музам, но и обладал даром предвидения. Должно быть, это он подсказал мне, как все будет дальше – во всяком случае, я знал, как будут развиваться события чуть не с той самой минуты, когда перешел мост Вашингтона и ступил на землю Гарлема. Я видел это в своих мыслях – видел, чувствовал, предощущал – и не испытывал никаких сомнений, что будет именно так. В то же время мне было совершенно ясно, что торопиться не следует. Я должен ждать и не высовываться. Правда, Ратко был в курсе того, что я вернулся в Нью-Йорк, но он был единственным и к тому же умел держать язык за зубами. Мог ли кто-то еще знать, что я выжил? Едва ли. Я в этом сомневался. Охранники в тюрьме видели, как после их выстрелов я погрузился в болото и больше не показывался, так что если Лучик решит навести справки, ему, скорее всего, скажут, что я погиб. Правда, до него и до Темного могли дойти слухи, что меня, мол, встречали там-то и там-то, однако я сомневался, что они поверят такому явному бреду. Нет, конечно же, они ничего не подозревают и спокойно спят в своих уютных постелях…
Идиоты.
Итак, у меня было жилье, я сохранил инкогнито и мог быть уверен, что ни один человек, – если только он не говорит на сербохорватском наречии и не вращался в узкому кругу болтливых славянских иммигрантов Верхнего Манхэттена – не знает о моем возвращении. Я мог, таким образом, спокойно приходить в себя и тщательно обдумывать свои планы, но прежде, чем предпринимать какие-то серьезные шаги, мне нужно было что-то сделать с моей ногой. Нет, мне не снились кошмары, и фантомные боли меня тоже не беспокоили. Проблема заключалась в том, что с костылем я двигался слишком медленно и неуклюже, да и подниматься по любой лестнице мне было труднее, чем Скотту [52] возвращаться с Полюса.
К счастью, теперь я не был затерян в глуши, вдали от цивилизации, и мог получить помощь. Если идти по 125-й улице, в конце концов попадешь к мосту Трайборо и Ист-Ривер. Перед мостом надо повернуть направо. Там, в переулках, находится ножная клиника, официально называемая Нью-Йоркский ортопедический колледж. В клинике можно получить протез, который надевается на культю, а врач покажет, как с ним управляться (на то, чтобы научиться ходить с искусственной ногой, уходят недели, иногда месяцы упорных тренировок). Кроме того, в клинике пропишут лекарство, помогут советом и вручат глянцевую брошюрку-проспект с портретами улыбающихся чемпионов Параолимпийских игр. Все это, разумеется, доступно только тем, у кого имеется страховка. Но даже если у вас нет страховки, а ваше письмо к Джину Келли [53] с описанием несчастного случая на танцевальной репетиции осталось без ответа, отчаиваться не стоит. Как я узнал, существует еще один способ.
Для начала нужно просто прийти на прием. Поскольку ваш случай не требует срочного медицинского вмешательства, вам придется подождать, так что стоит захватить с собой газетку. Девяносто второй – год президентских выборов, так что почитать в газетах есть что, но в политике вы мало смыслите, и так как вам будет непросто понять, в чем состоит разница между кандидатами (у меня на родине, к примеру, оба были бы консерваторами), читать вы будете в основном спортивные страницы, посвященные американскому футболу, нормальному футболу и такой противоестественной вещи, как хоккей на льду. Правда, приближается ежегодный чемпионат США по бейсболу, но нью-йоркским командам в этом году ничто не светит. Короче говоря, вы читаете, читаете, читаете и уже готовы плюнуть и уйти, когда вас наконец приглашают в приемную, где сонная как муха медицинская сестра меряет вам температуру (она клюет носом, даже пока вы держите градусник). Потом вам дают планшетку с прикрепленным к нему розовым бланком, и вы вписываете в него выдуманное имя, а также фальшивый адрес и номер карточки социального страхования. Пока вы занимаетесь этим важным делом, сестра усилием воли прогоняет недоверие к вам, после чего берет вас под руку и ведет по коридору в комнату, где сидит молодой мужчина, который вполне
