может быть Ангелом Господним, который поет весь текст. И еще я хочу помочь ему, Коль! Они хотят, чтобы он пел на ярмарках и зарабатывал деньги, но так он только загубит свой потрясающий голос! Я хочу оплатить его обучение, чтобы у него был настоящий учитель пения, и он смог бы добиться чего-то большего.
Коль осторожно высвободил руки и как бы чуть-чуть отодвинулся от нее. Он глубоко вздохнул и сказал:
— Не пытайтесь пересадить шахтерского ребенка на слишком благородную почву, так вы можете уничтожить его. А что касается рождественской пьесы, то забудьте о ней! Что бы вы ни делали, это будет стоить семьям денег, а если они чего-то и боятся, так это ненужных расходов. У них ничего нет, неужели вы не понимаете? Если бы вы узнали, какое нищенское жалованье они получают, вы бы ужаснулись!
Анна-Мария была слишком увлечена, чтобы как-то отреагировать на его последние слова.
— Но им это ничего не будет стоить, я за все заплачу сама, у меня есть возможность. И за образование Бенгта-Эдварда тоже! Эти деньги для меня — пустяк.
Коль замолчал.
— Так значит, поэтому, — тихо произнес он… Потом выругался: — Черт! Он встал.
— Будет лучше, если вы сейчас пойдете домой. Клара может начать волноваться, чего доброго на пустошь пойдет.
— Да, разумеется. Я, наверное, ужасно много болтала.
Она натянула накидку, и они вышли из дома. Коль собирался проводить ее до того места, с которого она могла бы видеть поселок. Он молчал, да и ветер был такой, что много говорить им не пришлось.
Но когда они подошли к скалам и должны были попрощаться, Анна-Мария сказала:
— Вы сказали, что рабочие получают нищенское жалованье?
— Да, это так.
— Но Адриан такой прекрасный человек! Как же он может?..
Коль хмыкнул и отвернулся.
— Но разве шахта не приносит доход? — спросила она жалко. — Адриан говорил, что там добывают железо.
— Железо! — горько сказал Коль. — Да, ну конечно, мы этим и живем. И еще другое, совсем малоценное. Нет, все это нереально! Это все от тестя Адриана Брандта. Ему заморочил голову какой-то восторженный сумасшедший, который утверждал, что нашел в Иттерхедене золото. Старик тоже совсем потерял покой из-за этого и начал разработки. А зять теперь идет по его стопам. Так же рьяно и так же бесполезно! И на это я должен тратить свою жизнь.
— Но тогда, почему же вы здесь? Почему не уезжаете?
Он схватил ее за плечи и посмотрел прямо в глаза в дождливых сумерках. Но она видела, как сверкают его глаза.
— По той причине, что и вы, девушка! Потому что знаю, что у этих несчастных бедняков, несмотря ни на что, сейчас есть хоть какой-то источник существования, каким бы жалким он ни был. Я остаюсь здесь из-за них, а не из-за себя. И это я забочусь о том, чтобы они не работали здесь задаром. И это я защищаю их от Нильссона и… других, кто эксплуатирует их.
— Адриан не такой! Он покорно опустил ее.
— Нет, я не говорю об Адриане Брандте. Он не виноват. «Как невинный, жертвенный агнец», — процитировал он псалом. — Ну, теперь вы справитесь сами, не так ли?
— Да, — послушно ответила она. — Спасибо за помощь! Так значит, вы считаете, мне не стоит затевать этот рождественский спектакль?
— Делайте, что хотите, меня это не касается. Если у вас есть возможность — пожалуйста!
И в следующее мгновение он был уже далеко от нее, на пустоши. Анна-Мария поплотнее запахнула одежду и стала пробираться между скал дальше. Но ветер дул сейчас ей в спину, и идти было гораздо легче.
Клара встретила ее в коридоре.
— Госпожа, а я уж думала, вы совсем пропали, вас так долго не было!
Анна-Мария сняла дождевик и встряхнула его. Она чувствовала, как горят ее щеки.
— Прости, Клара, но я не могла прийти раньше. Коль пригласил меня зайти, чтобы я согрелась, и я не смогла отказать. Понимаешь, я совсем замерзла.
Клара уставилась на нее.
— Что? Вы были у Коля? Конец света! Анна-Мария взглянула на себя в зеркало.
— Господи, как я выгляжу! Нет, какой ужас! Мои волосы… Неужели я так выглядела…
Она смущенно засмеялась — и возбужденно, и очень озабоченно.
— Только смотрите, чтобы Нильссон об этом не проведал, — произнесла Клара у двери. — Он будет в полном восторге! Кстати, здесь был хозяин. Он хотел, чтобы барышня пришла к ним в дом сегодня вечером.
— Сейчас? — спросила Анна-Мария и замерла.
— Нет, он немного рассердился, что вы ушли как раз тогда, когда он собирался вас увести. «Ужасно глупо и никому не нужно, — сказал он. — В такую погоду!».
— О, и он не пошел за мной? На пустошь?
— Нет, он пошел домой. «Пусть фрекен Анна-Мария придет завтра вечером, — сказал он. — В семь часов». Он зайдет за вами.
— Ладно. Придется идти.
Анна-Мария чувствовала, что каждый нерв в ней дрожит от невероятной радости и возбуждения. Как если бы она девятнадцать лет спала и лишь сейчас наконец поняла, что такое жизнь.
— Клара, знаешь, что я придумала? Мы поставим на Рождество в школе спектакль, и Грета должна быть Девой Марией, и нам надо раздобыть где-то еще мальчика, потому что должно быть три пастуха, и три волхва, и Иосиф, и…
Клара только удивленно смотрела на нее. Еще никогда она не видела в глазах маленькой барышни такого блеска, невероятного сияния!
Неужели это так приятно, когда тебя приглашают в дом к хозяину и всем его задирающим нос бабам? Ну, конечно, Адриан Брандт — кавалер завидный. И знатный к тому же!
Но в данном случае именно ему повезет больше!
6
Три женщины стояли у окна в господском доме, наблюдая, как свет фонаря Адриана исчезает по дороге вниз, в деревню. Он пошел проводить Анну-Марию домой после довольно скучного вечера.
— Мама, вам не следовало так часто подчеркивать, какая Фанни была замечательная, — сказала Керстин.
— Особенно — поскольку Фанни не всегда была такая уж замечательная, — пробормотала Лисен.
— Умершие всегда безупречны, — резко заметила их мать. — Да и эта новая девушка не должна слишком возноситься. Она не должна воображать себе, что что-то значит. Для нее честь, что Адриан проявляет внимание к ней.
— Я уже не вполне уверена, что Анна-Мария Ульсдаттер — именно то, что нам нужно, — произнесла Лисен с очень хитрым видом. — Хочу спросить: неужели она и в самом деле такая покорная и скромная, какой кажется? Иногда она кажется даже почти умной.
