он может до полусмерти избить парней на шахте, если они делают не то, что он говорит. Так что барышне следует быть немного поосторожнее!
Анна-Мария слабо возразила:
— Но между нами ничего нет, мы просто друзья, он несколько раз помогал мне.
— Тогда он явно переменился, — пробормотала Клара. — Он просто одинокий волк, худший из тех, кого я только видела. Другие парни иногда ездят в город, чтобы подцепить там девиц определенного сорта, извините, что приходится говорить о таких грубых вещах. Но он — никогда. Для него существует только шахта. Барышне следует остерегаться таких мужчин, ведь такие, у которых никогда никого не было, если подпустишь их к себе, они делаются как безумные. Во всяком случае, не поощряйте его!
Анна-Мария невероятно смутилась.
— Но я и не собиралась! И мне трудно поверить в то, что у Коля действительно такое прошлое, как ты говоришь! Наверное, ты просто не так поняла.
Клара лишь задумчиво покачала головой.
Вечер у Лины Аксельсдаттер прошел в приятном возбуждении. Хозяйка получила возможность показать свой уютный дом, а поскольку это был крестьянский двор, то она смогла угостить гостей тем, что женам рабочих недоступно. Да уж, Лина приглашала их не без задней мысли, поняла Анна-Мария и улыбнулась про себя. Это было очень по- человечески! Этот маленький двор, или маленький хутор, если угодно, был относительно защищен сосновым бором и построен задолго до того, как задумали шахту.
Все говорили, перебивая друг друга, повеселели, они понемногу начинали заботиться о своей внешности и одежде — теперь, когда стали встречаться. Потому что, к сожалению, мужчины не всегда правы, полагая, что женщины одеваются для них. Так же часто они одеваются и друг для друга. Они не хотят быть хуже, чем другие женщины.
Весь вечер не прекращались задушевные разговоры о празднике и о более личных вещах — таких, как дети и семья или только они сами, об их мнении и об их вкусах. И лишь когда говорила Анна-Мария, они почтительно замолкали, слушая ее.
Этого она понять не могла. Она была никто! Всего лишь молодая девятнадцатилетняя девушка!
Но она должна была признаться себе, что мысли ее часто были где-то совсем в другом месте — где-то за пустошью…
Ведь это же совершенно очевидно: Клара просто не так поняла.
Когда они вернулись домой, на кухне их поджидал брат Клары Клампен — весь в слезах. Его простое сердце не смогло вынести новость, которую он только что услышал.
— Этот Нильссон, — дрожащим голосом произнес он, обращаясь к Кларе и Анне- Марии. — Он постоянно сообщает мне что-то неприятное! Он говорит, что твой мужик, Клара, бьет и мою жену, и мою маленькую дочурку!
— Меня это ничуть не удивляет, — язвительно сказала Клара.
Анна-Мария быстро спросила:
— А он сказал, где они?
Клампен повернул к ней свое угрюмое, удрученное лицо.
— Если бы он только сказал! Ох, я бы весь дух вышиб из этого!
— То есть, ты вообще не знаешь, где тебе их искать? Я имею в виду твою дочь.
— Нет, они прячутся. Они живут не в городе, вот и все, что я знаю.
— Ну, а как же Нильссон может что-то знать?
— Он утверждает, что встретил мою жену в городе на рынке. И что она жаловалась. Но сюда, домой, она возвращаться не хочет.
— Нильссон врет, — сказала Клара. — Он вообще не видел ее. Просто хочет сделать тебе больно.
— Но кто может знать наверняка, — всхлипнул Клампен.
Внезапно Анна-Мария поняла, насколько же она устала. Но поскольку она была одной из многих тысяч женщин в Скандинавии, которые хронически испытывают угрызения совести и считают, что обязаны взваливать на себя проблемы других, она участливо сказала:
— Мы разберемся в этом, обещаю тебе! Успокойся и иди спать, а потом будем их искать! Взрослые — как хотят, но девочка страдать не должна!
Клампен встал.
— Благослови вас Бог, учительница! Вы просто ангел Иттерхедена. Если барышня мне поможет, я не успокоюсь, пока не отыщу свою малышку. Даже если ее придется искать до конца света.
Анна-Мария дружелюбно рассмеялась:
— Ладно, будем искать. Но до рождественского праздника ни у кого из нас не будет на это времени, ты же понимаешь, а ведь он уже послезавтра. Мы займемся этим на следующий день. Мне все равно надо в банк, тогда и поспрашиваем.
«О господи, — подумала она. — Именно тогда я надеялась отдохнуть. Выспаться. Размечталась».
Клампен ушел, счастливый и успокоенный. Разумеется, он мог подождать до праздника, ведь он понимал, что маленькой барышне надо еще многое сделать.
Они почти сразу же услышали на улице его взволнованный голос. Осторожно выглянули из-за занавески. Они могли только с трудом различить упитанную фигуру Нильссона и услышать его полный сарказма голос, оба мужчины направлялись в контору шахты быстрым и злым шагом.
— … и фрекен все равно надо в банк, так что она поможет мне найти мою маленькую дочурку, а если она не сможет, то значит, никто не сможет, — выпалил Клампен агрессивно.
«Господи, как же он мне доверяет», — подумала Анна-Мария немного озабоченно.
Протяжный голос Нильссона произнес обычную гадость.
— Ну-ну! Эта дамочка на многое способна, учитывая то, сколько у нее знакомых мужчин здесь в Иттерхедене! И их голоса пропали.
— Не беспокойтесь из-за него, барышня, — сказала Клара. — Он всегда такой.
— Да нет, я не беспокоюсь, — сказала Анна-Мария, но на самом деле она беспокоилась.
Это был последний спокойный вечер. А потом — словно ад разверзся под этим маленьким далеким местечком — Иттерхеденом.
9
Был последний день занятий перед Рождеством, и уроки продолжались только пару часов. Каждый из детей унес домой записочку, в которой его родители, братья, сестры и прочие члены семьи сердечно приглашались на рождественский праздник завтра вечером. Всех просили захватить с собой собственные чашки или кружки. Бента-Эдварда отправили в шахтерские бараки — он должен был пригласить всех. Хотя никто не ждал от этого особых результатов. А маленький Эгон должен был обойти все дома на пустоши, в которых детей не было, и просить всех прийти.
Семья Брандта, священник из ближайшего прихода, а также Нильссон и лавочник уже получили приглашения. Священник, во всяком случае, прийти пообещал.
Чтобы собрать народ, больше уже нечего сделать было нельзя. Анна-Мария вынуждена была признаться самой себе, что настроена довольно мрачно. В поселке, где было так много сплетен и подозрительности, а отсюда и враждебности, все предпочитали быть сами по себе.
После обеда в школьном зале началась чудовищная суматоха. Детям уже не надо было
