расстоянии.
И ей было больно от этого.
— Вы не можете и дальше лежать на этих грязных нарах, в комнате, где полный кавардак, — сказал он. — Я провожу вас домой.
— Спасибо! Не думаю, что у меня хватило бы смелости пойти одной.
— Нет, разумеется! Пер!
Когда он крикнул, в комнату вернулись все остальные.
— Пер, пойдешь с нами и будешь держать фонарь. А вы… Никому ничего не рассказывайте! Давайте попытаемся это скрыть. Таким образом нередко удается найти виновника.
Последнее Анна-Мария не совсем поняла. Но она с благодарностью оперлась на руку Коля и встала. Она тепло поблагодарила троих остальных и пожелала им спокойной ночи.
— Господи! — произнес один из них. — Вы улыбаетесь, и как будто солнышко светит! Как думаешь, мастер, кем же надо быть, чтобы попытаться причинить зло такому ребенку?
— Во всяком случае, я знаю, кто был в шахте, — сухо ответил Коль. — И знаю, что вы были здесь. А больше ничего не знаю. Это мог быть кто угодно.
— Не удивлюсь, если окажется, что это был Нильссон, — проговорил Пер, пока они все шли к двери. — Он ужасно злится, что барышня так популярна здесь.
«Неужели? — обрадованно подумала Анна-Мария. — Как чудесно это слышать!».
Но Коль сказал, горько улыбаясь:
— Нильссон так злится, что даже решил не приходить завтра вечером на праздник. Поедет утром в город. «И пусть эта дерьмовая выскочка-мамзель останется с носом!»
Все рассмеялись. И Анна-Мария тоже. Потому что на самом деле никого не волновало, будет Нильссон на празднике, или нет.
— И даже лучше — не услышим его кислого брюзжания, — сказал один из мужчин.
Они медленно шли по направлению к дороге, освещаемой дрожащим светом фонаря. Анна-Мария сосредоточилась только на том, чтобы дойти. Голова кружилась ужасно.
Коль заметил, как ей трудно.
— Постой, Пер! Будет лучше, если я понесу девушку, не стоит ей идти самой.
Пер пробурчал что-то насчет сотрясения мозга. Анна Мария не думала, что оно у нее действительно есть, но не протестовала, когда Коль легко подхватил ее на руки. Осторожно держа ее в руках, он бережно нес ее всю оставшуюся дорогу.
Анна-Мария сделала вид, что не может не опустить щеку ему на плечо и не прислониться лбом к его щеке. И он не противился этому, а лишь немного подвинул голову так, чтобы его щека как бы ласково коснулась ее лба. Анна-Мария закрыла глаза и лишь вполуха слушала, что мужчины говорили о северной выработке в шахте, которая была ненадежна, и куда не удавалось поставить хорошие подпорки.
Наконец они дошли, башмаки их застучали по Клариному коридору. Хозяйка тотчас же вышла из кухни с только что зажженной свечкой.
— О господи, барышня, что с вами случилось? Коль быстро объяснил, и Клара принялась охать.
— Я сейчас же разогрею ей что-нибудь поесть.
— Давай.
Пер прошел на кухню вместе с Кларой, а Коль понес Анну-Марию в ее комнату. Там горела свеча.
— Как у вас здесь хорошо, — коротко заметил он, явно взволнованный тем, что оказался в этой светелке.
— Да, Клара содержит свой дом в такой чистоте. Мне абсолютно не на что пожаловаться.
— Нет, я имею в виду, что в вашей комнате так уютно, и это благодаря вам самой. Это не похоже ни на какую другую комнату, в которой мне доводилось бывать. Я хотел сказать…
Он явно зашел в тупик и быстро проговорил:
— Погодите, я сниму с вас ботинки. Вам не стоит двигаться.
Анна-Мария сидела на краю кровати и смотрела на его склоненную голову, и вдруг ей жутко захотелось погладить темные волосы. И пришлось просто-таки силой заставить свою руку не делать этого.
— Ну вот, — сказал он и поднялся. — А сейчас ложитесь в постель, а потом придет Клара, принесет вам поесть и попить. Как ваша голова?
— Теперь лучше. Но я все еще не могу прийти в себя из-за того, что произошло. Я просто не могу понять.
Он осторожно уложил ее ноги на кровать, поправил подушку под головой и натянул на нее одеяло.
— Вы выглядите ужасно усталой, — озабоченным голосом сказал он. — Скажу Кларе, чтобы она завтра утром дала вам поспать как можно дольше.
— Но у меня нет времени…
Он предостерегающе поднял руку.
— Ведь вы же должны завтра утром выглядеть здоровой и отдохнувшей? Правда? Мы сами позаботимся о том, что еще нужно сделать!
Она могла лишь благодарно кивнуть. Она так устала, так устала, и ей по-прежнему хотелось плакать.
Коль на секунду присел на край кровати и с беспокойством посмотрел на нее.
— Все, что здесь происходит, — это для вас слишком, — он пытался говорить строго, но это ему не удавалось. — Вы приехали сюда, в Иттерхеден, с чувством вины после смерти вашей матери, а сейчас к тому же взвалили на плечи еще и все наши проблемы…
— Ой, — сказала Анна-Мария и попыталась подняться, но он удержал ее. — Я же совсем забыла, я обещала брату Клары, Клампену, что поеду с ним в город искать его маленькую дочку — ее отчим наверняка бьет. Вы знаете, я имею в виду мужа Клары.
— И когда вы собрались туда?
— Послезавтра. Мне все равно надо в банк, и я обещала…
Коль со вздохом прервал ее.
— Но когда же вы начнете думать о себе самой, Анна-Мария?
И было так прекрасно, когда он так назвал ее. Она едва удержалась от слез.
— Вы знаете, мне многое надо искупить, — сказала она сдавленным голосом.
— Разве вы еще не отказались от этих мыслей? Анна-Мария Ульсдаттер, послушайте, что я вам сейчас скажу! Вы все сделали для своей матери, когда у нее была душевная болезнь, мы же уже решили это.
Она почти плакала, ей не хотелось, чтобы он снова бередил старые раны.
— Да, но этого недостаточно! Она лишила себя жизни! И я предала ее!
Коль строго смотрел на нее, сидя на краешке ее кровати. Его голова заслонила свет, так что лицо было в тени. И оно было невероятно привлекательно в этой своей сумрачной строгости.
— Вы не должны так думать, это просто самоистязание какое-то, — сказал он. — А кроме того, я думаю, вы лжете сама себе.
— И почему, по-вашему?
— Подумайте сами! Вы действительно сделали все, что только возможно, я уверен в этом, насколько уже смог узнать ваш характер. И ваше чувство вины не от этого, но вы пытаетесь внушить это себе, чтобы успокоить свою совесть в чем-то другом. Нет, когда вы заботились о больной, вы пытались искупить что-то другое. Потому что вы предали свою мать не тогда. Видимо, это случилось раньше.
