возможность спасения — а ты ею не пользуешься! Какой же ты после этого дед!
— Вы все равно не сможете спасти ребенка, так что нечего и болтать об этом! — презрительно бросил Воллер.
— Этого ты не знаешь. Если ты боишься сверхчеловеческих способностей Никласа, то прими, по крайней мере, помощь Маттиаса! Он совершенно обычный человек.
— Я не боюсь…
Воллерский помещик заметил, что противоречит самому себе и раздраженно отвернулся.
— Ну, хорошо, идемте! Вы, двое, врач и колдун! Даю вам один час. Если вы не вылечите за это время мальчика, усадьбы будут моими. А если я не получу их, тогда конец ведьме и ее рыцарю!
Они ничего не ответили. Виллему снова увели, а Доминика они так и не видели. Все, кто остался во дворе, уселись на землю и на ступени.
Ночь была холодной, но они этого не замечали: холод страха, наполняющий их сердца, было куда труднее вынести.
— Один час? — произнесла Габриэлла, повернувшись к Калебу. — Что они, по его мнению, могут сделать за один час? Он намеренно поставил такое жесткое условие!
— Да. Я не понимаю его. Нотариус может прибыть с минуты на минуту — и что тогда он скажет в свое оправдание?
— Возможно, он думает, что мы подпишем документы о покупке усадеб до того, как приедет нотариус. Ты слышала, что он сказал Маттиасу в доме, перед тем, как закрыть дверь?
— Нет, а что?
— Что он указал в документах, что усадьбы продаются за две телячьи шкуры. «И догадайся сам, какие телячьи шкуры мы имеем в виду!» — злорадно сказал он Маттиасу. Что можно ожидать от такого человека?
Калеб тяжело вздохнул.
— Но она жива, и то хорошо, — сказала Габриэлла.
— Да, слава Богу! И мы должны вызволить ее отсюда.
— Ты готов отдать за нее Элистранд?
— Да, готов. Ты ведь тоже?
— Конечно! Но не говори об этом вслух, а то Воллер услышит!
Маттиас и Никлас вошли в комнату, где ждала их дочь хозяина, уже одетая. Вблизи она казалась еще более невзрачной. Но в ее любви к ребенку нельзя было ошибиться. Руки ее двигались нервозно, глаза, уставившиеся на обоих мужчин, расширились от призрачной надежды.
— Пойди прочь, баба, — сказал ее отец. — А вот и ребенок. Посмотрим, на что способны вы со своим искусством!
Маттиас захватил с собой сундучок с медикаментами. Поставив его на стол, он склонился над ребенком.
Мальчик спал или был без сознания, дыхание его было слабым и быстрым, как у птенца.
— Сколько времени он уже находится в таком состоянии? — тихо спросил Маттиас.
— С самого рождения, — грубо отрезал Воллер. — Он всегда был хилым. Но после того, как свартскугенцы убили его отца, я все надежды возлагаю на него.
— Это Ваша дочь? — спросил Маттиас. Помещик неопределенно фыркнул.
— Вы уверены, что это свартскугенцы убили его отца?
— Знаю? Это ясно и так! Мой зять был один, когда это случилось.
— Каждый волен думать по-своему, — ответил Маттиас своим мягким, дружелюбным голосом. — Можно раздеть ребенка? — спросил он у матери.
Она тут же бросилась раздевать мальчика. Он проснулся и начал хныкать усталым, жалобным голосом.
Маттиас вздохнул:
— Один час — слишком малый срок. За это время мы только, в лучшем случае, поставим диагноз. Возможно, определим, как нужно лечить его, но вылечить его за это время…
— Таковы мои условия.
— В таком случае, нужно сразу обратить к Никласу.
— Только без фокусов-покусов!
Маленького, тщедушного мальчика положили на стол, подстелив сукно. Маттиас принялся тщательно ощупывать его — и ребенок пищал, как новорожденный.
— Что он ест?
— Самое лучшее, что у нас имеется! — похвастался хозяин. — Здесь у нас нет недостатка в еде!
Маттиас взглянул на мать.
— Ему дают молоко, хлеб и все, что у нас есть. Но у него рвота. Единственное, что он может есть, так это кашу…
— И так было все время?
— Нет, сначала все было нормально, потом стало все хуже и хуже.
Она заплакала, а отец рявкнул, чтобы она замолчала.
— В выделениях есть кровь?
— Да, на пеленках…
Маттиас задумался. Ему трудно было поставить диагноз.
— Ты заметила, какую еду он в особенности не выносит?
— Всю еду.
— Некоторые дети не переносят коровьего молока…
Она задумалась, в глазах ее было отчаяние.
— Нет, он не переносит вообще всякую пищу…
— На пеленках бывает слизь?
— Да.
— Тогда все ясно! У него острый катар желудка!
— Я так и знал, — вставил воллерский помещик.
— Почему же Вы сразу не сказали об этом? — вмешался Никлас, до этого молчавший. — Мы зря теряем время на расспросы!
— Заткнись, бесстыдный, сопливый щенок!
Никласу стало ясно, что помещик даже понятия не имел о катаре желудка.
Маттиас попытался успокоить их:
— Я пропишу ему диету, куда входят лекарственные растения…
— Ведьмовские снадобья? — оборвал его помещик.
— Ни в коем случае! Вот это, — сказал он, доставая маленькую коробочку. — Этот порошок достался нам от сведущих в колдовстве Людей Льда. Я отдаю его Вашей дочери, потому что она лучше понимает состояние своего ребенка. Каждое утро она должна давать ему одну маленькую щепотку.
— Не бери это! — приказал помещик дочери, которая уже взяла коробочку. Отпрянув от него, она крепко зажала в руке драгоценное снадобье.
— Я бы так не поступал на Вашем месте, — мягко сказал Маттиас Воллеру. — Датский король Кристиан IV очень хотел, чтобы ему прописали этот порошок, когда его лечил от расстройства желудка мой родственник Тарье Линд из рода Людей Льда. Но ему так и не досталось это снадобье. Мой прадед Тенгель лечил с помощью этого порошка одного священника, и тот не протестовал, хотя и знал, что это колдовское средство.
