Но Лиза-Мерета поняла, что Бенедикте совершенно не опасна для нее, как ей это показалось и в первый раз, поэтому, немного поболтав, ушла.
Помогая Кристофферу убрать со стола, Бенедикте сказала:
— Кстати, я была сегодня у той, о ком ты говорил. У Марит из Свельтена.
— У Марит! — с явным интересом спросил Кристоффер. — Она по-прежнему жива?
— В ней едва теплилась жизнь. Но я сделала для нее все, что было в моих силах.
— Неужели? Как это мило с твоей стороны, Бенедикте! Нет, я просто тронут!
— Не думаю, что это поможет, — сказала Бенедикте, ставя сахар и сливки в небольшой шкафчик. — Скорее всего, моя энергия не дошла до нее. Но время покажет. Мне понравилась ее внешность. Она такая милая и симпатичная. Она лежала с таким беспомощным, беззащитным выражением лица. Впрочем, так это и бывает при коме.
— Да, мне самому она показалась на редкость превосходным человеком. И таким одиноким! Ты не представляешь себе, какой бездной одиночества она была окружена всю жизнь! Я так рад, что ты навестила ее и попыталась как-то помочь ей. Спасибо тебе за это! Кстати, как тебе Лиза-Мерета?
Немного помедлив, словно подбирая слова, Бенедикте сказала:
— Она удивительно хороша собой… И она такая приветливая. Наверняка интеллигентная. Или, скорее, хорошо воспитанная. Когда вы собираетесь пожениться?
Сметая со стола крошки, Кристоффер с улыбкой ответил:
— Лизе-Мерете сначала нужно сделать кучу всяких приготовлений. И потом мы решили подождать, пока выздоровеет ее брат. К тому же ей хочется, чтобы свадьба была весной, когда все цветет. Так что это будет через несколько месяцев.
Он думал о том, что она пообещала ему: что они проведут праздник одни в доме ее родителей — и от этой мысли его бросало в жар.
— Пожалуй, я пойду лягу. — решительно сказала Бенедикте. — У меня был долгий и напряженный день, да и завтра будет не легче.
— Да, — сказал Кристоффер.
Взгляд у Бенедикте стал мечтательным. «Завтра я покажу Сандеру нашего прекрасного мальчика, — подумала она. — Ах, как это чудесно, как я рада этому! К сожалению, я не увижу первой реакции Сандера. Не только мне, матери, Андре кажется необычайно красивым ребенком».
Наконец они пожелали друг другу спокойной ночи, и Бенедикте улеглась на узкой кровати, которую они делили с Андре. Ей никогда не нравилось спать в тесноте. Она была из тех, кому нравится полностью располагать кроватью, вытягиваться по своему усмотрению, а не свешивать с края колени и локти, боясь при этом свалиться, не урывать себе уголок подушки, рассчитанной на одного человека.
Но она настолько устала, что моментально заснула, несмотря на взволнованность после встречи с Сандером.
Кристоффер проснулся среди ночи. Рывком поднявшись, он сел на своем неудобном для спанья диване.
— Нет! — прошептал он.
Некоторое время он сидел молча, погрузившись в свои мысли.
Марит из Свельтена?..
Что, если… если Бенедикте удастся ее спасти? Удастся вернуть ее обратно к жизни?
Ничто не могло обрадовать Кристоффера больше, чем это. Ведь он так глубоко скорбел о том, что она умирает.
Но если она будет жить?
О, Господи, он ведь обещал ей, что они поженятся! Он сказал ей, что любит ее.
Да, потому что он был уверен на все сто процентов, что она умрет. Но что, если она все- таки не умрет?
«Ах, Бенедикте, что я наделал!»
Он от всего сердца желал, чтобы Марит из Свельтена осталась в живых и была счастлива. Но он…
О, нет, Господи!
И это теперь, когда его отношения с Лизой-Меретой наладились! Да, у них были стычки, но теперь все в порядке. Лиза-Мерета раскаивается в своей ревности и обещала исправиться, она хочет провести праздник наедине с Кристоффером, и все уже готово к свадьбе. Она уже начала рассылать приглашения своим друзьям, выбрала себе подружек…
Все было просто фантастически прекрасно, лучше и быть не может!
Но что, если Марит из Свельтена выживет?..
Много ли из того, что он сказал, она услышала? Много ли вынесла для себя из его так называемого жениховства? Много ли она помнит?
Она ведь была в состоянии комы. Тем не менее, она была еще в состоянии подавать ему сигналы пальцами. Она поняла смысл его слов, его признаний в любви. И что же теперь?
Что она запомнила из его объяснений?
Впрочем, вряд ли она выживет.
Нет, он просто противоречит самому себе! Ведь он же хочет, чтобы она выжила!
И вместе с ней выживут ее надежды на будущее — совместное с ним будущее!
О, Господи!
Кристоффер плохо спал в эту ночь, чему в немалой степени способствовал неудобный для спанья диван.
Он не имел обыкновения молиться, но на этот раз ему пришлось это сделать.
— Господи! Уже второй раз я обращаюсь к тебе по поводу Марит из Свельтена. Дай ей выжить, прошу тебя об этом искренне и горячо. Но — я ставлю условия, хоть это и непозволительно — сделай так, чтобы она забыла все то, что я сказал ей, когда она была в бреду! У меня теперь такие прекрасные отношения с Лизой-Меретой, она обещала быть более сговорчивой… да, обещала обуздать свою ревность, так что если Марит очнется и вспомнит все, это будет просто катастрофой!
Понимая, что это была одна из самых удивительных просьб, с которой когда-либо обращались к Господу, Кристоффер лег и попытался снова уснуть.
Бенедикте встала так же рано, как и Кристоффер. Оставив Андре на попечение медсестрам, которые им восхищались, она вместе с Кристоффером пошла делать обход «своих» пациентов.
Бернту Густавсену стало гораздо лучше, и у Кристоффера отлегло от сердца. Гнойнички на теле еще остались, но температура значительно снизилась.
С другими было то же самое. Все чувствовали себя выздоравливающими и уже подумывали о возвращении домой. Больница была переполнена, многие лежали здесь дольше положенного срока в связи с эпидемией.
Крестьянин был в своем прежнем веселом расположении духа, ему было совершенно наплевать на то, что лицо его было покрыто гнойничками, словно у какого-то заморыша- подростка. Что же касается Сандера…
Бенедикте с трепетом приблизилась к его постели. Но он просиял, увидев ее, и спросил, не забыла ли она о своем обещании.
— Об Андре? Да, конечно, ровно в десять часов мы будем под окном. Ты в состоянии встать с постели?
— Ничто на свете не помешает мне сделать это! Я буду спрашивать у медсестер время каждую минуту!
— Я могу тебе одолжить свои часы, — сказал с улыбкой Кристоффер и протянул ему