Немец, которого он встретил на Карл Йохан, принялся задавать ему вопросы с быстротой пулеметной очереди: Кто его родственники? Откуда происходит его род? Его род норвежский или же у него были германские, вернее, тевтонские предки? Нет ли среди его предков евреев?
Ионатаном овладел черный юмор. Единственное, кого не было среди его предков, так это евреев. В остальном же кого здесь только не было!
И он начал старательно давать пояснения. Рассказал о своих немецких родственниках дворянского происхождения Паладинах и Эрбахах, о французских дворянах Сент-Коломб. Здесь он немного приврал, поскольку никто из них не был его предком. Но это звучало так красиво… Во всяком случае, датский род Мейденов имел к нему отношение. Он перечислил также всех крестьян и фермеров, бывших с ним в родстве, а также своих шведских родственников. Но самого главного он не сказал: о происхождении Людей Льда из азиатских степей и тундр. Он был твердо убежден, что о таких предках здесь следует умалчивать.
Трудно было сказать, выгодно или не выгодно для Ионатана было замалчивать о Людях Льда. Но, как бы то ни было, немцы были довольны — отчасти потому, что он так хорошо знал своих предков, а отчасти из-за того, что некоторые его предки были очень знатными. Они видели в нем подлинного арийца — и соответствующим образом относились к нему.
Если бы он упомянул о своих монголоидных предках, его судьба была бы иной. Возможно, он не прожил бы особенно долго.
В просторной, помпезно обставленной конторе воцарилась тишина. Ионатан ждал. Но, вопреки всему, страха он не чувствовал.
Наконец, немцы кивнули друг другу, приняв решение.
Но о нем они, естественно, ничего не сказали ничтожному норвежцу с красивой германской внешностью.
Единственное, о чем его пока поставили в известность, так это о том, что он будет депортирован в Германию.
И тут мужество покинуло Ионатана, он понял, как он одинок. И почувствовал себя пятилетним мальчиком, нуждающимся в близости мамы и папы.
Раздвинув шторы в комнате Карине, Криста повернулась к постели.
— Как ты себя чувствуешь сегодня, дружок?
Карине уже третий день лежала в постели. Она не могла связно и разумно говорить. Приступы плача беспрерывно сменяли друг друга, приглушаемые лишь успокоительными таблетками, которыми ее снабдили в больнице. Криста держала их у себя, поскольку Карине была на грани того состояния, когда человеку начинают приходить в голову мысли о самоубийстве.
На этот раз сознание девушки стало более ясным.
— Лучше, — с трудом ответила она.
— Я вижу это по твоим глазам.
Посмотрев на свою родственницу, Карине сказала:
— Криста, у тебя такой усталый вид. Мы принесли тебе только лишние хлопоты, Мари и я.
— Неправда! Если я и выгляжу усталой, то это объясняется большой занятостью по дому, тем более, что не все мальчики помогают мне.
— Да, я знаю, — улыбнулась Карине, хотя выглядела жалко, как увядающее растение. — Тебе помогает только Йоаким. И Натаниель.
— Йоаким прекрасный мальчик, — нежно произнесла Криста. — И я как раз пришла сказать тебе, что ему хотелось бы поговорить с тобой.
Девушка непроизвольно схватилась обеими руками за край простыни.
— Йоаким?
— Да. Он сказал, что встретил одного человека. Того, что… Нет, пусть он лучше сам расскажет тебе обо всем. Можно ему войти?
— Не слишком ли я растрепана?
— Ну, я вижу, что ты уже пришла в себя! — улыбнулась Криста. — Где твоя расческа? Я немного причешу тебя.
Протянув ей расческу, Карине сказала:
— Ее нужно помыть. Да и мне бы не мешало принять душ.
— С этим можно подождать. Йоаким сейчас придет. Ну, вот, теперь ты причесана. Могу я позвать его?
Карине смиренно кивнула.
Йоаким был таким привлекательным и элегантным, каким не должен был быть в ее присутствии. Карине было больно снова видеть его. Она постоянно подавляла свои чувства к нему, но они только крепли с годами. А чувства пятнадцатилетней девушки — это уже взрослые чувства. Любовь и боль неразделимы, и никто не в силах защитить себя от них, независимо от возраста, это старая и банальная истина.
Карине теперь переживала это.
— Привет, Карине, — дружелюбно произнес он.
— Привет, — хриплым шепотом ответила она, негодуя за это на себя.
Вежливо осведомившись о ее здоровье, он приступил к делу.
— Вчера я встретил одного странного типа. Он сказал, что знает тебя.
— Его зовут Руне?
— Да. Откуда тебе это известно?
— Ты же сказал: «странный тип». На самом деле он замечательный человек.
— Мне тоже так показалось.
— Что он хотел?
— Он… — Йоаким замялся, но потом нашел нужные слова: — Он рассказал мне, что один человек осквернил тебя, когда ты была ребенком.
Карине сжалась, как от удара.
— Он не мог этого сказать, — с горечью произнесла она.
— Но он сказал это! — решительно произнес Йоаким. — Почему ты молчала об этом? Ведь никто ничего не знал. А такие поступки должны повлечь за собой наказание. И это надо было сделать давным-давно!
Отвернувшись, она сказала:
— О таких вещах не говорят.
— Да. Но человек может испортить себе жизнь, не говоря об этом. Ты как раз так и поступала. Мы все совершенно не понимали твоего поведения.
— Я вела себя странно?
— Не всегда. Но когда речь заходила о любви или влюбленности, ты тут же исчезала. Это заметили все.
— Все об этом знают? — жалобно произнесла она.
— Нет. Только я один. Пока.
Последнее его слово снова заставило ее сжаться.
Заметив это, Йоаким стал мягче.
— Дорогая Карине… — сказал он. — Этот Руне сказал, что несколько дней назад на тебя снова было совершено нападение, и что ты… среагировала агрессивно.
— Он сказал, что я сделала?
— Нет. Он сказал только, что об этом не стоит говорить. Он попросил меня помочь тебе оправиться от всех тех ударов, которые ты пережила в детстве. Ведь ты же была еще совсем ребенком!
«О, ты не знаешь, Йоаким, — подумала она. — Ты еще не знаешь, что я наделала! Ты
