— Да. Но… нет, все во мне сопротивляется.
— Тогда поедем дальше. Но мне стало любопытно, что же может скрываться за стенами этого гостеприимного дома.
Он рассмеялся.
— Как это похоже на тебя! Ты словно хочешь неприятности на наши головы. Чтобы на нас кто-нибудь напал?
— Возможно. Но мы ведь не так хорошо одеты.
— Что ты говоришь, — смеялся он, поворачивая лошадей. — Для простого народа мы более чем хороши.
— Странно все это, Доминик. Люди Льда вовсе не знаменитый род. Но как же много из нашего рода заключили брак со стоящими выше их!
— Да, — поддразнил он. — Чем-то, мы привлекаем к себе знать. Но я думаю, причина тут проста — помнишь, Тенгель и Силье приютили в свое время малыша Дага Мейдена, дворянина.
— Угу. А его настоящая мать, Шарлота Мейден, представила наш род в самых высоких кругах.
— И мы должны быть благодарны за это. Когда видишь, как тяжело живется беднякам, их страшную нужду, чувствуешь себя в привилегированном положении.
— Верно.
— Но и для знати наступили тяжелые времена. Они теряют свои угодья и собственность. Так что я рад, что Его Величество так и не возвел нас с отцом в ранг дворян, как хотел. Мы занимаем некое промежуточное положение, и оно меня удовлетворяет больше всего.
— Проезжаем мимо, — решила Виллему.
Кто-то из них случайно вспомнил, что где-то здесь жили друзья. Там их тепло приняли. Хозяева рассказали, что постоялый двор пользуется дурной славой — слишком много состоятельных путешественников пропадало там без следа. А их вещи потом объявлялись тут и там.
Засыпая, Виллему заметила:
— Твои ощущения и впрямь стали более сильными, Доминик. Сегодня мы спаслись.
— А вокруг тебя, милая моя девочка, появилась аура. Приближается наше время.
— Наше время. Интересно, каково будет Никласу с нами? И что нам придется делать? Нас же выбрали наобум.
— О нет, — отвечал Доминик. Он пытался что-то разглядеть в туманном будущем. — Думаю, нам надо поспешить, — в глазах его отразился ужас.
В Гростенсхольме не спалось Ирмелин. Она лежала и смотрела в потолок. Рука ее крепко держала руку Никласа, ей не хотелось отпускать его.
Всем нашлось дело кроме нее. Ей оставалось только сидеть дома и бояться.
Сын Альв жил в основном у деда в Линде-аллее. В разгар страды он здесь не появлялся. В Гростенсхольме оставались только она с Никласом да Маттиас. Ну и, конечно же, слуги.
Она знала, что будущего боялись все, не только она. Калеб с Габриэллой никак не могли дождаться, когда же приедет их дорогая и любимая дочь из Швеции. Наконец-то Виллему приедет домой. Столько лет они не видели своего ангела!
Тут глаза ее непроизвольно раскрылись. Ей показалось, что кто-то пристально ее разглядывает.
Она огляделась. Комната была полна теней. Никлас забылся в тяжелом сне, повернувшись на другой бок. Окно…?
Нет, квадрат окна светлел как всегда. И потом, это второй этаж! Она, верно, совсем сошла с ума.
И потом она слышала, что это чудовище из преисподней куда-то исчезло. Все надеялись, что оно отправилось в свои родные места. Каждый прекрасно знал, где эти места.
Чудовище было надежно заперто на Ладегордшёен. Но, несмотря на вооруженную охрану с пушками — более сотни человек, что надежно сторожили мост на материк, монстр все же сбежал. В ночной тиши его никто не услышал и не увидел. Там, где он прошел, остались лежать мертвые тела охраны.
Чудовище исчезло. Словно его поглотила земля. Кое-кто даже облегченно вздохнул. А вдруг оно исчезло навсегда!
И потом — на утесе, там, на Ладегордшёен, нашли следы крови. Так что оно не было таким уж неуязвимым.
И все же Ирмелин была уверена, что за ней кто-то наблюдает. Она снова посмотрела на окно.
Вдали виднелись горы. Там обожал сидеть и смотреть на усадьбу Колгрим. Тогда он чувствовал себя властелином мира.
Но Ирмелин ничего не знала об этом. И она никогда не видела брата отца. Колгрим умер в четырнадцатилетнем возрасте.
Она поежилась. Было как-то не по себе. Горы вдруг показались ей враждебными. А ведь Ирмелин так нравился вид из окна спальни! Она долго смотрела на горы. Потом демонстративно отвернулась от окна, тесно прижалась к спине Никласа и попробовала уснуть. Постепенно неприятное ощущение прошло.
Чудовище стояло на горе и в темноте ночи разглядывало привлекшую его внимание усадьбу. Оно долго-долго смотрело на усадьбу. Непонятно почему. Что-то тянуло и манило. Но у монстра не было души, и потому он не понимал, что так влечет его к усадьбе.
Совсем недалеко отсюда располагалась еще одна усадьба. Но она не интересовала чудовище. А вон еще жилая постройка, что позади дома с высокой башенкой. Ноздри его трепетали от недовольства, ощущая запахи, идущие от дома с башенкой. Башня острой верхушкой словно упиралась в небо. Вид башни вызывал у чудовища чувство острой неприязни. Вон та усадьба, поближе к морю… С ней что-то связано. И с этими двумя усадьбами тоже.
Нужно ли ему что-то сделать с этой большой усадьбой, что к нему ближе всего? Разрушить ее, уничтожить всех тварей.
Нет. Еще рано. Сначала он должен…
А ведь он не знал, что должен.
Он зажал здоровой рукой плечо. Кровь не текла, но рана по-прежнему болела. Как и масса других ран на теле. Ему надо домой, залечивать раны.
Домой?..
А что это такое? У него никогда не было дома. Была только исходная точка.
Светало. Чудище было в замешательстве. Оно уже обошло всю округу, само не зная, чего ему надо. Спросить было некого. Его притягивали горы.
Может быть, горная долина? Почему он все время думает о горной долине? Он пришел из одной, побывал во многих других. Но нигде, нигде он не чувствовал себя дома.
Может, следовало вернуться обратно на исходную точку? И в самом деле, что ему делать тут, на равнине, среди озлобленных людей?
Раны сильно болели. Он открыл рот в беззвучном крике. Он чувствовал себя плохо, кровь стучала в висках, ослабли ноги.
Он должен! Должен!
Он еще никогда не чувствовал цель так близко — и все же, что-то было не так!
Ему надо не сюда, а в горную долину.
Но ему нужно было сначала побывать здесь. Зачем?
Что он тут стоит? Теряет время и ждет, пока силы совсем пропадут?
