Она просто выплюнула имя Кирстен Мунк. «По крайней мере, хоть в этом у нас есть что-то общее», — подумала Сесилия.
— Да, это так, — ответила она.
— Ничего не скажешь, очень подходящее занятие. Ведь собственных детей Вам вряд ли придется иметь.
— Мы надеемся их иметь, — сказал Александр и слегка сжал плечи Сесилии.
— Не смеши! — фыркнула Урсула, не глядя на него. — Я не разговариваю с тем, кто опозорил имя семьи таким гадким способом. У вас не будет детей, и вы оба хорошо об этом знаете.
И тут наследство Суль снова вспыхнуло в Сесилии.
— Мы сделаем все, что возможно, — возразила она самым что ни на есть некультурным тоном Людей Льда.
Золовка уставилась на нее, потом повернулась и пошла к выходу.
— Я не люблю, когда мне лгут прямо в лицо, — сказала она, покидая гостиную. — Не знаю, что за игру вы ведете, но я уверена в одном: мой мерзкий, ничтожный брат со своими противоестественными наклонностями никогда не ляжет в постель с женщиной.
Сесилия стояла, ощущая ярость и разочарование. И только мягкий голос Александра вернул ей мужество.
— Не огорчайся, Сесилия! Она не знает о нашей дружбе.
— Благодарю, — произнесла она, пытаясь улыбнуться. — Но мне хотелось бы, чтобы твоя родня приняла меня.
— Так и будет, мой друг. Ты приносишь мне такую радость, ты даешь мне так много, Сесилия. С каждым днем мое уважение к тебе растет. Лучшего спутника жизни мне не найти.
— Иногда я бываю несколько вульгарной, — пыталась оправдываться она.
— Урсула заслужила это, — улыбнулся он. — И мне нравятся в тебе эти дикие, кошачьи черты. Это так непохоже на тебя, и я не понимаю, откуда в тебе это.
Сесилия-Суль мягко и загадочно улыбнулась.
Она так горячо желала поехать вместе с Александром домой, в Норвегию, и представить его всем. Но война могла начаться со дня на день, и у него не было разрешения покидать эту часть государства.
Во время карнавала они дважды побывали на балу: в преддверии войны король хотел развлечься. На одном из таких праздников Сесилия оказалась среди незнакомых людей, но, почувствовав взгляд Александра, она оглянулась: он улыбался ей с другого конца зала и, несмотря на то, что был занят беседой с другими мужчинами, тут же направился к ней. И он сделал это не из чувства долга, а потому, что ему не хватало ее общества.
Во время второго бала кто-то вдруг позвал его: «Александр!» — радостным и удивленным голосом. Сесилию удивила реакция ее мужа: на его лице появился румянец, лежащая на спинке стула рука сжалась с такой силой, что побелели суставы.
Это была молодая пара, а звал его мужчина — и он, сияя от радости, направился к ним.
— Александр, вот это встреча, сколько лет, сколько зим! Это твоя жена? А это моя. В самом деле, мы выбрали красавиц!
Александр на миг растерялся, но тут же взял себя в руки.
— Сесилия, это Гермунд, о котором я так много рассказывал. Мой лучший друг юности. Гермунд, это Сесилия, моя жена, как ты уже догадался.
— А это Тира, моя жена. Фру Сесилия, поверьте, мне так не хватало Александра! Мы ведь были с ним неразлучны. До тех самых пор, когда он исчез — поступил в другой полк. Я так жалел об этом, Александр! Мне так не хватало тебя!
Александр натянуто улыбнулся.
— Я потом раскаивался, Гермунд, но было уже поздно.
Они сели вчетвером в кружок, продолжая беседу. Гермунд показался Сесилии очень симпатичным, а его жена Тира была красивой, хотя и не во вкусе Людей Льда. Гермунд был небольшого роста, очень подвижный, жизнерадостный. Не слишком красивый, но очень привлекательный. Александр был совершенно захвачен этой повторной встречей, и та неловкость, которую он почувствовал, увидев старого друга, быстро прошла.
Но, начиная с этого вечера, взгляд его стал беспокойным. Он выглядел подавленным и рассеянным, часто бывал в угрюмом настроении.
В конце концов, Сесилия набралась мужества и сказала во время ужина:
— Что с тобой, Александр? Ты думаешь о последнем бале?
Он страдальчески закрыл глаза, словно прося ее замолчать, но будучи не в силах сказать об этом.
— Возможно… — едва слышно произнес он, разрезая мясо.
— Это был он, не так ли?
— Да, — пробормотал он.
— Тебе хотелось бы увидеть его снова?
— Сесилия, я уже говорил тебе: я никого не домогаюсь. Но эта встреча разбередила старую рану. Ты видишь, он счастлив со своей женой, и он никогда понятия не имел о моей слабости.
— А мы могли бы пригласить их сюда?
— Зачем? Мне не хотелось бы переживать все страдания заново, так что тебе следует выбросить это из головы — я никогда на это не пойду.
— Но ведь он же был твоей настоящей любовью, не так ли?
— Мне вовсе не хочется видеть в тебе прорицательницу, — ответил он почти с яростью. — Но ты права.
— И ты по-прежнему… питаешь к нему слабость? Он скривил верхнюю губу в характерной гримасе.
— Не знаю. Поэтому я и не хочу дальнейшего общения с ним. Не хочу, чтобы у меня снова появилось желание быть с ним рядом: тот шок, который я пережил тогда, мне не хотелось бы испытывать.
— Значит, у тебя не было никаких иных чувств, когда ты встретил его?
— Нет. Только чувство боли при мысли о том, что когда-то было.
— Но ты стал таким беспокойным…
— А что в этом удивительного? Мне страшно, я трепещу от страха.
Сесилия промолчала. Она не знала, как выйти из подобной ситуации.
Но в тот вечер она легла спать с комком в горле. Она долго лежала, уставившись в потолок, не в силах разобраться в своих мыслях.
Она подумывала о том, что лучше бы ей иметь обычного мужа.
Урсула наблюдала за ними. Ей хорошо было известно, что у каждого из них отдельная спальня. Но Александр часто заходил в комнату Сесилии и занимался там своими делами, а она спала то на одной, то на другой половине постели, чтобы создать впечатление, что их было двое. Они всегда разговаривали между собой доверительным, почти интимным тоном — и Урсула ни к чему не могла придраться.
Большая часть королевских детей отправилась обратно в Далумский монастырь, к бабушке Эллен Марсвин. Но маленькая Элизабет Августа была нездорова и осталась во Фредриксборге. И поскольку Сесилия жила по соседству, ей пришлось присматривать за ней.
Однажды утром, в конце марта, Урсула спустилась вниз и застала Сесилию, сидящую за завтраком и с отвращением смотрящую на еду.