Больше никакие опасности не подстерегали Ветле. Замечательно, что ему теперь не нужно постоянно оглядываться через плечо, ожидая нападения разных чудовищ.
Но все же ему казалось, что тот риск, которому он подвергается сейчас, по-своему гораздо опаснее.
Хуаниту он терпеть не мог. И то, что она «втравила» его в такое, в чем он совершенно не желал участвовать, была исключительно ее вина.
В первый день она была так обижена на него, что не разговаривала с ним, не сказала ни одного слова.
Ветле надеялся, что эта холодная война продолжится до тех пор, пока он не сдаст ее на руки родным.
Но Ветле ошибался. Хуанита молчала вовсе не от обиды. Ее душе была нанесена смертельная рана, и она думала лишь о том, как сдержать слезы. Не доверяла своему голосу, боясь, что произнеси она несколько слов, ее задушат рыдания.
Может быть, Ветле был еще ребенок. А она нет. Она влюбилась в этого мальчишку уже в первый день.
Конечно, он мал ростом, но это ничего не значит. У него такие теплые, лучистые голубые глаза, и такая мягкая улыбка, что она пыталась все время вызвать ее, так становилось ей приятно, когда он улыбался ей.
Однако он был довольно скуп на улыбки, это она вынуждена была признать.
Поэтому она стала колкой, агрессивной, замкнутой и повела себя глупо, чтобы завоевать его внимание. Но этот способ оказался неверным! И он сейчас не хотел даже ее присутствия! Внутри у Хуаниты все рыдало.
К вечеру они остановились отдохнуть в оливковой роще. Кругом царила тишина и спокойствие. Солнце золотисто-красным шаром уходило за горизонт, освещая землю и деревни на бесконечных сухих равнинах Андалузии.
Они расположились на высушенной солнцем земляной насыпи между дорогой и рощей, среди удивительной травы, которой Ветле никогда раньше не встречал. Все стелящиеся растения были больше бледно-синими, чем зелеными, почти прозрачными. Красиво, но посидеть было совсем не на чем.
Хуанита взяла корзину с едой, которую ей дали в дорогу. В пути они почти не разговаривали. Но сейчас Ветле почувствовал, что ему следует прервать это гробовое молчание. Так продолжаться дальше не может, до дома Хуаниты идти еще несколько дней.
— Завтра мы выйдем к железной дороге, — сказал он грубым мужским голосом. Во всяком случае, Ветле хотелось бы говорить по-мужски, но получилось хрипло, срывалось с баса на фальцет и обратно.
— Хорошо, — коротко заметила она. — Твое общество мне осточертело.
Эти слова укололи тщеславие Ветле.
— С тобой тоже не так уж интересно, — ответил он. — Да и кто заставил нас идти вместе? Нет, извини. Не будем больше говорить об этом. Я сейчас в добром расположении духа, — закончил он так угрюмо, что это прозвучало даже комично.
Она взглянула на него исподлобья, словно не зная, где он находится. Отвернулась, вытащила зеркальце и взглянула в него.
— Я выгляжу ужасно, — вздохнула она.
Ветле ответил галантно.
— Если бы я, хотя бы наполовину был так красив, как ты…
— Да, но ведь это ты, — живо ответила она.
Он посмотрел на нее какое-то мгновение и рассмеялся. У девчонки есть чувство юмора!
Это сломало барьер между ними, и они поели в молчании, но с новым чувством общности. Однако Ветле не покидала одна мысль, он не хотел, чтобы она себе что-нибудь воображала.
— Я отвечаю за тебя до того момента, когда мы придем в город, где живет твоя мать, — уточнил он.
— У тебя есть деньги на железнодорожный билет? — дерзко спросила она.
— Их у меня достаточно, — спокойно ответил он. — Израсходовал совсем немного их тех, что дал мне гранд. Да и дон Мигуэль подбросил немного.
— Я и без тебя справлюсь, — резко заявила она. Он удивленно посмотрел на нее.
— У тебя есть деньги? Я не знал.
— И никто не знал, так как все верили, что обеспечить меня должен был ты, — произнесла она с ядом в голосе. — Но я сама побеспокоилась о себе.
Ему это показалось подозрительным. Выклянчила у цыган?
— В этом я не нуждаюсь. Достаточно своего разума и умения.
Она вытащила пачку банкнот и помахала ею.
— Ловкость рук. В деревне, которую мы только что прошли. Там, где мы покупали тебе новые сандалии. Ветле почувствовал, что лицо его запылало.
— Украла?
— Украла, украла… — взгляд ее неуверенно забегал. — Нужно же проявлять заботу о жизни.
Он долго не мог вымолвить ни слова.
— Этому вас учат в цыганском таборе? А я еще позволил Себастьяну и Доменико…
— Нет, нет, — мгновенно отреагировала она, подняв руки, как бы в защиту.
— Цыгане никогда не знали, что я делала. Они очень строгие! Но ты же знаешь, что там у меня нет ни отца, ни матери. Я только жила у них. Вынуждена была как-то выкручиваться сама.
— Врешь!
Она тут же набросилась на него.
— Вовсе не вру!
Ветле сначала был застигнут врасплох, и под ее напором свалился назад на спину. Она била его кулаками, а затем открытой ладонью ударила по лицу, из уст ее сыпались проклятия.
— Я думала, что ты обрадуешься деньгам!
Вся ее агрессивность и все разочарование от того, что он не хотел быть вместе с ней, вылились наружу.
Наконец Ветле поднялся и прижал ее к земле, пытаясь успокоить.
— Неужели ты не понимаешь, что я не хочу быть в компании с воровкой? Я не терплю нечестности, и, если ты не вернешь этих денег сейчас же…
Внезапно он почувствовал, что она совсем утихла и смотрит на него восхищенными глазами.
— Ты сильней меня! — восторженно воскликнула она. — О, как я люблю тебя!
Удрученный ее глупостью, он поднялся и повернулся к ней спиной. Хуанита пристыженная подползла к нему.
Однако она согласилась возвратить украденное. Теперь, когда Ветле не понравились ее деньги, ей они тоже стали неприятны.
По дороге в деревню он с горечью в голосе сказал:
— Я начинаю понемногу понимать, почему цыгане хотели избавиться от тебя. Не так ли они поступают в подобных случаях?
— О, нет, они так щепетильны. Власти не спускают с них глаз, и, если в округе случится что-либо, то вину сразу сваливают на цыган. Но мне кажется интересным так рисковать, —
