— Почему, ну почему ты снова уезжаешь в Копенгаген, Сесилия? — прошептал он. — Почему мы больше не встретимся?
— Ты хочешь сказать, что не все твои мечты касаются Жюли? Что я тоже кое-что значу для тебя?
Мартин кивнул головой.
— Ты земная женщина, пышущая здоровьем, привлекательная. Перед тобой блекнут любые мои мечты о бесплотном ангеле. Сесилия, что мне делать? Все мое тело как в огне после всех этих долгих лет мучительного воздержания.
— Мне нужно уезжать через несколько дней, — сказала она.
— Да, я буду молить Бога, чтобы мы избежали новой встречи, — горько усмехнулся он.
— Я тоже.
Он с трудом улыбнулся.
— Приятно сознавать, что мы хотим одного и того же.
Дверь распахнулась, в комнату вошел Тарье. Сесилия и Мартин могли идти. И оба поспешили расстаться друг с другом.
Сесилия бежала домой с легким чувством. Ей было радостно сознавать, что она любима. И былая несчастная любовь начала бледнеть перед новым чувством.
12
Дома господина Мартиниуса ждали одни неприятности. Уже в прихожей он заслышал торопливые шаги жены, которая выбежала ему навстречу. Он увидел ее холодный взгляд, хотя та и пыталась скрыть свое настроение за слащавым голосом.
— Ты пришел так поздно. Почему ты так задержался сегодня?
Мартин ответил совершенно искренне:
— Нам нужно было перевезти больного в Линде-аллее.
Красивое лицо госпожи Жюли побагровело.
— Разве ты батрак какой-нибудь, чтобы таскать больных туда-сюда?
— Но ведь всякое может случиться, Жюли. Я предложил свою помощь. Там были еще Тарье и Сесилия.
Как приятно было произносить это последнее имя! У него потеплело на душе.
Жюли было невозможно провести. Невзирая на открытый взгляд мужа, она сразу же заподозрила соперниц. Она всегда недолюбливала этих зазнаек из Гростенсхольма и Линде- аллее. И даже презирала их. Их прохладное отношение к делам прихода, их явное неуважение к первой даме в приходе было для ее постоянным камнем преткновения.
— Вот как, Сесилия? Ты, наверное, имеешь в виду Сесилию Мейден? Эту бесстыдницу, которая притащила в церковь уродца, чтобы тот мешал совершать крещение младенца? Именно с ней ты был сегодня в Линде-аллее?
Мартин всегда тщательно и совестливо анализировал свое поведение. И он никогда ничего не скрывал.
— Да, это была она. Но ты несправедлива к ней, Жюли. Она очень славная девушка.
Ничего хуже он не мог придумать!
Они стояли в столовой, Жюли сощурила глаза. Пока она не убедилась в том, что слуги покинули столовую, она не заговорила с мужем снова.
— Так что же заняло так много времени?
— Нам пришлось подежурить около того бедняги, пока Тарье отлучился ненадолго из дома.
— Тебе и ей?
— Да.
— И вы были одни?
— Да, но что же в этом такого особенного…
Жюли поджала губы.
— Грязная свинья! — выкрикнула она.
— Но ведь между нами ничего не происходило, Жюли! Не говори так!
— И ты заставишь меня тебе поверить! Тебе, кто каждый вечер стоит у меня под дверью. Ты еще не научился подавлять свои низменные желания, как я погляжу. А она, эта…
— Нет, замолчи, Жюли! Между нами ничего не было.
Но сами его слова только подогревали ее ненависть.
— Возможно! Но ты желал ее!
Мартиниус в изнеможении опустился на стул. Он чувствовал себя совершенно измученным после бодрствования у постели больного и всех последующих переживаний. Может быть, он действительно плохо выбирает слова.
— Жюли, ты постоянно подозреваешь меня в измене, так что я когда-нибудь действительно буду тебе неверен.
— С фрекен Сесилией?
— С кем угодно, — устало произнес он. — Я могу поужинать?
— Нет, пока ты не признаешься во всем!
— Моя дорогая, ты ведь сама знаешь, что все это не так. Я всегда оставался верным тебе. Но ведь я человек, Жюли, я мужчина, а не святой. Ты во всем отказываешь мне и, прежде всего, в любви. Я готов на все ради тебя, Жюли. Но так жить в браке невозможно. Я хочу развода.
Она отшатнулась.
— Ты спятил? Ты хочешь скандала? Я никогда не дам своего согласия на это!
— Тогда я просто уеду от тебя.
Она задрожала. Глаза ее расширились. Она так привыкла к поклонению и обожанию с его стороны, и вдруг… Она подошла к нему поближе и нежно прошептала:
— Тогда ты можешь прийти ко мне сегодня вечером. Ты можешь побыть со мною, но немного.
Он с отвращением взглянул на нее. Перед его глазами стояло чистое, открытое лицо Сесилии.
— Слишком поздно, Жюли. Я больше не хочу тебя. Твое лицемерие возбуждает во мне только отвращение.
Жюли громко закричала:
— Она поплатится за содеянное!
Мартин испугался.
— Сесилия ни в чем не виновата. К тому же она скоро уезжает.
Он обратил внимание, что впервые повысил голос на свою жену. Но желание защитить Сесилию пересилило.
— И все-таки она поплатится, — не унималась Жюли. — Все эти зазнайки из усадьбы поймут тогда, с кем они имеют дело!
Мартин со страхом взирал на Жюли. Это ангельское личико, которым все только и восхищались, дышало злобой и было страшно.
Опечаленный и удрученный, он сказал:
— Хорошо, я останусь с тобой. Давай забудем обо всем этом.
— Забудем? Ну уж нет! Ты попрал мои лучшие чувства!
— Да, я во всем виноват. Я попрал твои амбиции и твое тщеславие.
Он не знал, как она воспримет его слова. Он никогда не разговаривал с Жюли в таком тоне. И теперь он понял, что с ней надо быть очень осторожным.
— Прости меня за все, что я тебе тут наговорил, — коротко сказал он. — Я очень устал сегодня и голоден.
