— Хорошо, я сейчас распоряжусь насчет ужина, — проговорила она своим обычным сладким голоском.
По крайней мере, я выиграла наполовину, думала она. Он образумился и остается дома. Но это еще не все.
Выходя из столовой, она остановилась на мгновение. Так, значит, Сесилия уезжает, и с ней не разберешься. Но остаются другие…
Больше всех Жюли ненавидела эту уродину, дочь крестьянина, которая выбилась в баронессы. Маленькая поганка! Подумаешь, стала дворянкой, будет представлена при дворе. Как же ее зовут-то, эту неуклюжую батрачку? Кажется, Ирья?
Ну конечно же, Ирья! Надо подмешать ложку дегтя к ее безоблачному счастью в усадьбе! Это будет забавно.
Тарье снова уехал в Тюбинген. Но на этот раз путешествие его было не из легких. Повсюду он натыкался на ополченцев, дорогу ему преграждали армии, а иногда он попадал и на поле битвы. Короли и императоры Европы затевали большую войну. И поводом для нее послужили религиозные разногласия, что было неудивительно для того времени.
Тарье сумел добраться до самой Германии, но в Тюбинген он так и не попал. У него не было никакой возможности спокойно продолжать свое путешествие. Он все больше начинал беспокоиться за свою жизнь. Но он уже не мог повернуть назад. Он был отрезан от своего милого сердцу дома.
Наступило первое воскресенье после дежурства у постели бедного раненого крестьянина. Сесилия сопровождала своих родителей в церковь. Ей хотелось перед отъездом еще раз увидеть Мартина.
Ирья впервые после родов вышла на улицу, и во время богослужения она горячо молилась о ниспослании ей помощи во всех делах и благодарила Господа за его благодеяния. Таральд со служанками остался присматривать дома за детьми. И надо сказать, Кольгрим доставлял ему неприятные минуты…
Ирья почувствовала, что порядком устала. Богослужение было долгим, а груди ее были переполнены, так что молоко потекло прямо по платью.
Этого она не предусмотрела. На платье проступили два пятна. Она в страхе обернулась к Лив. Та быстро протянула ей свою шаль, и Ирья прикрылась ею, благодаря свою свекровь за услугу. Лив улыбнулась ей.
Сесилия, взглянув на Ирью, ничего не поняла в ее маневрах с шалью. Но она увидела, какие теплые отношения между свекровью и невесткой, и это порадовало ее.
Господин Мартиниус, конечно же, увидел, что Сесилия тоже находится в храме. «Ей не следовало приходить сюда, — лихорадочно подумал он. — Я всю ночь напролет думал только о ней, и я понял, что полюбил ее. Я точно знаю, что мы могли бы быть счастливы вместе. Да, теперь я знаю, что люблю ее и хочу быть с ней. Но это невозможно, ибо я священник и женатый человек.
Но разве я могу успокоиться? Сердце бьется так тяжело, и с трудом произносишь проповедь, все время теряя нить рассуждений».
Сесилия же, напротив, не питала никаких иллюзий относительно их совместного счастья. Она не разделяла его религиозных убеждений и вовсе не мечтала сделаться женой священника! Ее интересовал Мартин как мужчина.
Она пристально смотрела на него, плохо понимая, о чем он говорит. Он так напоминал ей Александра, но всякий раз, когда она думала о своем бывшем друге, ей становилось больно. Только теперь она поняла, как ей нравился этот молодой дворянин и как ей было трудно понять его. Она не могла разобраться в том, что же так сближало этих двух мужчин: ведь Александр был гораздо тоньше и аристократичнее. Возможно, у них были похожие глаза и улыбки. Да, именно так. Когда Мартин улыбался, в глазах его таилась печаль. Что-то от горечи и терпения. Да, оба они несли свой крест в этой жизни.
Лив показала Сесилии на «крест» господина Мартиниуса, и девушка впервые обратила внимание на его жену, эту самую слащавую Жюли.
Она была действительно чрезмерно лицемерной! Восседала на самом видном месте, взирая поочередно то на мужа, то на прихожан. Она очень красива, подумала Сесилия. Белокурые локоны обрамляли ее немного кукольное, в форме сердечка, лицо, с огромными глазами и крохотным ротиком. Слишком уж маленький у нее рот, который со временем съежится еще больше, пришло в голову Сесилии. И губы она привыкла поджимать, если смотрела на неугодных ей людей. Сесилия невзлюбила Жюли с первого же взгляда. Таральд раньше говорил, что у жены священника холодные глаза. Так оно и было. Это можно было разглядеть не сразу. Она с нежностью смотрела на прихожан. Но… взгляд ее леденел, когда она обращала свои взоры на мужа. Она просто сверлила его глазами, так что он даже спотыкался в своей проповеди.
А в следующий момент взгляд Жюли остановился на Сесилии. Снова ледяной, ненавидящий взгляд.
«Она все знает! — невольно пришло в голову Сесилии. — Она знает, что мы были вместе с Мартином и разговаривали обо всем. Что мы хорошо понимаем друг друга. Она к тому же подозревает, что между нами было что-то большее!»
Ну и грязное же у нее воображение, у этого очаровательного создания с кудряшками.
Сесилия ответила ей долгим взглядом, дружески улыбнувшись, что должно было совершенно взбесить соперницу.
Мысли в тот момент у Жюли были вовсе не благочестивые.
«Так вот она какова, эта легкомысленная девица, которая охотится за моим мужем. Одно непонятно — что Мартин нашел в ней? Она совершенно некрасива, а со мной ее и сравнить нельзя! Темно-рыжие волосы… Уже это указывает на ее распутство. А какой наглый у нее взгляд! Да, именно наглый, хотя она и старается принять невинный вид. Нет, меня-то не проведешь! Я-то знаю, что она нацелилась похитить моего мужа, чтобы самой стать первой дамой в приходе. И вот она изо всех сил пытается соблазнить его, этакая негодница.
Однако она скоро уезжает, и времени у нее почти не осталось! Жаль, что я не успею насолить ей. Может, попортить кровь той, другой? Нет, это госпожа Лив, и она сильная женщина…»
Жюли плохо разбиралась в людях, и если бы она присмотрелась к Лив получше, то обратила бы внимание на ее ранимость и мягкость характера. Но Жюли не привыкла заглядывать в людские души.
А рядом с той сидит другая, экая кулема. Жюли до сих пор никак не могла взять в толк, как этой Ирье удалось сделаться хозяйкой Гростенсхольма.
Нищая батрачка, крестьянская дочь… И стала выше жены священника по положению! Немыслимо!
Служба окончилась, и все медленно стали продвигаться к дверям храма. Жюли раскланивалась со всеми прихожанами, стоя у входа. Священник тоже стоял у дверей, но с другой стороны.
(Здравствуйте, матушка Альвхильда, как ваш младшенький? Приятно слышать! А вот и ты, Петер, здравствуй, тебе помогает кошачья шерсть? Неужели это малышка Мерете, она у вас самая младшая? Как же она выросла! )
Наконец, к двери подошло семейство Мейденов. Они шли последними, так как сидели на первой скамье в храме. Жюли протянула свою маленькую, мягкую ручку, Лив пожала ее, и они обменялись ничего не значащими приветствиями.
— А это фрекен Сесилия, как я понимаю? — сказала Жюли, глядя на Ирью.
Мартин выглядел затравленным, но он был в это время занят разговором с другими
