следовало бы этого делать, но я не мог смотреть на это надругательство.
— Я могу понять это, — пробормотал Хейке. Он был так взволнован, что голос его не слушался.
— И тогда они повернулись ко мне, назвали чертовым стариком, подбежали ко мне и сказали, что этого мне видеть не полагается, и прежде чем я успел что-то сказать, они схватили меня, один из них вынул…
Он не мог дальше говорить, вместо слов послышались беспомощные рыдания.
— Вам вовсе не нужно вдаваться в детали, — тихо сказал Хейке. — И тогда вы стали… Вы потеряли зрение, не так ли?
— Да, — всхлипнул старик. — А потом я, должно быть, потерял сознание от боли…
— Могу себе представить. А потом, когда вы очнулись?
— Тогда они уже ушли. И я услышал другие голоса, очень сочувственные, они говорили, что все это ужасно, что нужно похоронить их.
— Значит, тогда они были уже мертвы?
— Несомненно. И я, очевидно, застонал, когда очнулся, и эти люди подошли ко мне и занялись мной: промыли мне лицо и спросили, кто так поступил со мной. Но те, кто это сделал, пригрозили мне, что, если я проболтаюсь, они вернутся и перережут мне глотку. Поэтому я и сказал, что ничего не знаю, да так оно почти и было. Я знал только, что это были какие-то мужчины и что теперь они поспешно скрылись.
— И эти люди похоронили мертвых? Вы знаете, где?
— У дороги. Я могу приблизительно показать, где это, потому что слышал, как они копали. Они хотели взять меня в город, но я не мог бросить животных, и тогда они договорились с одним соседом, чтобы он в первые недели приходил и помогал мне. Но теперь он уже умер, и в последние годы я живу здесь совершенно один.
— Знаете ли вы что-нибудь о тех людях, которые нашли вас?
— Из их слов я понял, что сначала приехали двое из них, потом еще один. У того, кто прибыл последним, была карета, двое первых шли пешком. Но мне было так плохо, что я едва ли мог понять, о чем они говорили. Ах, это мгновенье… когда я понял, что эти негодяи сделали с моими глазами!
Старик принялся беспомощно плакать. Он пытался унять плач, но это ему не удалось. Наклонившись к нему, Хейке положил свою теплую руку на его ладонь.
— Похоже… — запинаясь, произнес старик, — похоже, в твоих руках есть добрая сила, мальчик! Как бы мне хотелось увидеть тебя! Ты, случайно, не Иисус Христос?
— Нет, нет, совсем нет, — озабоченно произнес Хейке. — Но я знаю, что такое страдание. Я сам однажды пережил это, отец. Ну, хорошо, а эти трое, прибывшие потом, они были добрые?
— О, да. Обычные, честные люди. Тот, кто ехал один, говорил очень хорошо и не по- смоландски, как и супружеская пара.
— Какого возраста были эти люди?
— Этого я не могу сказать, ведь я кричал все это время, так мне было плохо. И хуже всего были душевные муки.
Видя, что старик очень взволнован, Хейке не осмелился больше задавать вопросы.
— Я больше не буду вас спрашивать ни о чем, отец, давайте спать. Не могли бы вы завтра выйти со мной на дорогу? Как вы понимаете, я хочу найти могилы.
Конечно, он пойдет с ним. Не то, чтобы он думал, что старик ему поможет, — у него были другие средства обнаружения. Но он все равно хотел взять старика с собой, поскольку тот мог дать ценные пояснения, которые он мог затем передать Арву Грипу, если вообще когда- нибудь найдет его.
Но каковы бы ни были эти пояснения, известие, которое собирался принести Арву Хейке, было бы печальным. Хотя для Арва Грипа было бы все-таки облегчением узнать, что же на самом деле произошло. Он перестал бы мучиться напрасными догадками.
Хейке сделал все утренние дела для старика и поскакал по его указанию в ближайшую усадьбу, которая находилась так далеко, что ее вряд ли можно было назвать соседней. Ему удалось договориться с хозяином усадьбы о том, что пару раз в неделю кто-то будет приходить к слепому и помогать ему в его делах, с которыми он уже не справляется. Ведь он был уже стариком и мог, в случае болезни, остаться без присмотра.
Люди в этой бедной, маленькой усадьбе были добродушными и, узнав о том, как трудно приходится в последнее время старику, обещали помочь. Возможно, они могли бы взять его к себе вместе с его животными?
Поблагодарив их за отзывчивость, Хейке поскакал обратно.
В полдень они направились к дороге — старик и он. Шагая по тропинке и ведя за собой коня, на котором сидел старик, Хейке почувствовал, что вибрация в его голове снова нарастает. И чем ближе они подходили к дороге, тем сильнее она становилась. Он был уверен в том, что сам может найти могилы, но все же позволил старику указывать направление.
Они прошли небольшой участок дороги в северном направлении. Старик спросил, не видит ли он большой придорожный камень.
Хейке увидел его. И тогда старик определил, где они находятся. Он с легкостью указал на то место, откуда доносился стук лопат.
Он показал не совсем точно, но совсем рядом с этим местом. Хейке определил это точнее, потому что нарастающий шум в голове вел его прямо к небольшой ложбинке в лесу, находящейся неподалеку от дороги. И когда он попытался пройти мимо нее — поскольку ложбинка заросла березняком, — шум прекратился. Стоило ему вернуться назад — и он снова почувствовал вибрацию.
Наконец он остановился возле самых могил — уши его раздирало от нечеловеческого воя.
— Вот здесь, — процедил он сквозь зубы. — Я нашел это место.
Приглядевшись, он заметил между стволов берез на каменистом дне ложбинки какое-то подобие креста — нет, двух.
Хейке стало не по себе. Он прихватил с собой со двора лопату, но у него не было желания копать.
Слепой сел поблизости.
— Здесь только два креста, — сказал Хейке. — Наверное, у них не было времени, чтобы похоронить остальных.
— Нет, их было только двое, — доверительно произнес старик. — Я знаю, что там было только две женщины, я слышал это от них.
— Да, а как же дети?
— Дети? Они остались живы! Те двое подрались из-за них!
У Хейке перехватило дух от изумления.
— Подождите-ка! Вы кое-что забыли рассказать!
— Разве я не сказал об этом? Нет, мне казалось, что я вчера говорил об этом, но вчера вечером я так устал, а потом ты сказал, что пора спать.
— Это верно, я перебил ваш рассказ.
«Старик просто становится забывчивым», — подумал Хейке.
Сев рядом со слепым, он сказал:
— Я слушаю! Это очень важно. Бесконечно важно! Вы и в самом деле думаете, что малыши остались живы? И кто же это дрался из-за них? Разбойники?
— Нет, нет! Я не знаю, почему они не убили их, возможно, они посчитали, что те слишком малы, чтобы быть для них опасными, а может быть, просто их спугнули те, что пришли…
— Или, возможно, один из похитителей был слабее другого. Но этого вы, отец, конечно,
