утомительные наставления из Библии — ради собственного удовольствия. Говори, где вы нашли ребенка!
Карл едва мог говорить.
— На… на дороге. Меня обманули. Я выиграл мальчика… Но тот подлец обманул меня. И я получил только девчонку.
Хейке выпрямился. Вошли все остальные. Это было все, что они хотели знать. Эбба плакала навзрыд.
— Ты подтверждаешь это, Эбба? — спросил священник.
— Да, что теперь мне остается сказать…
Но Карл больше не видел и не слышал их. В полузабытье он почувствовал, как священник взял его руку и попросил Господа простить этому человеку все его великие грехи, в том числе его самовосхваление и самодурство.
И в минуту смерти Карл Кнапахульт ясно увидел самого себя — и перед ним забрезжил его первый миг смирения. И он ощутил в себе несказанный мир.
Женщины — странные создания. Упав на колени перед его постелью, Эбба принялась искренне плакать о нем.
— Где ты была этой ночью? — спросил Арв, когда она вместе со всеми направилась в его дом.
— Ходила и мерзла, — ответила она. — Я не решалась даже подумать о том, что вы обнаружите, что Гунилла не моя дочь. Я не могу потерять ее.
— С вами этого не случится, мама, — ласково произнесла Гунилла. — Я всегда буду называть вас мамой. И вы сможете жить у нас Эрландом, когда мы поженимся. Мы так решили. Эрланд сказал, что будет вести себя со мной спокойно, но в эту ночь я многое узнала о любви. О трудностях других людей. Мои трудности — не самые большие. Теперь я смотрю на любовь совсем иначе.
Эбба грустно улыбнулась.
— Это верно, девочка моя. Забудь о том, что этот бесноватый Карл пытался вбить в тебя! Он понятия не имел, что такое любовь. Но вряд ли мне придется быть тещей в вашем доме! У меня другие планы. В деревне есть один холостяк, который давно уже увивается за мной. А Кнапахульт я продам. Так что средства у меня будут.
— Может быть, твоя весна только начинается? — улыбнулся Арв.
— Меня бы это не удивило. Твоя тоже, возможно?
— Почему бы и нет? Но, Эрланд, по-моему, мне будет гораздо труднее помочь Сири вырваться из ее чувственного хаоса, чем тебе с Гуниллой.
— Я тоже так думаю, — согласился Эрланд.
— Но прежде всего, — сказал священник, — прежде всего нам следует поблагодарить за помощь Хейке!
— Без него нам всем пришлось бы туго, — согласился Арв, и Хейке смущенно покраснел. Все наперебой восхваляли его, и такого никогда не было в его жизни, так что он просто таял от радости.
Они спросили Эббу, не знает ли она что-то еще о человеке, который увез с собой Кристера, но она ничего не знала. Ни имени, ни звания, ни места проживания.
В доме Арва их ждал новый сюрприз. Женщины из поместья накрыли свадебный стол.
Все сели за стол, в том числе и вновь прибывшие. Все зверски проголодались.
Что из того, что свадьбы на этот раз не получилось? Она должна была состояться через несколько дней.
Хейке пробыл у Арва еще неделю. После этого он собирался навестить свою самую близкую родственницу — сестру отца Ингелу.
Ингела, светская дама с серебристой сединой, несмотря на свои сравнительно молодые годы, с прекрасными манерами, сидела в своем салоне и вышивала платьице для крестин, предназначенное внучке. Внуков у нее еще не было, ее сын Ула еще не был женат, но к этому следовало заранее подготовиться. Ингела придерживалась на этот счет того же мнения, что и ее работодательница и приятельница, графиня Сара Оксенштерн, урожденная Гюлленборг. Обе были вдовами и довольствовались обществом друг друга.
Вошла горничная — молодая, простоватая и милая девушка, с округлившимися от страха и удивления глазами.
— В прихожей ожидает какой-то парень, фру. Он хочет поговорить с вами, но я не знаю, пускать его или нет.
— Он не нахал?
— Нет… — неуверенно произнесла девушка. — В нем есть что-то дьявольское, хотя глаза у него добрые, но, возможно, мне так показалось. Может быть, лучше взять в руки молитвенник, фру. Или холодную сталь!
— Ты разожгла мое любопытство. Пойду-ка я взгляну на него.
— Я пойду с Вами, — сказала горничная и прихватила с собой подсвечник.
В прихожей Ингела остановилась, как вкопанная. За спиной у нее стояла горничная, крепко сжав в руке подсвечник.
Ингела была не в силах произнести ни слова. В мыслях ее проносились обрывки историй о «меченых» Людях Льда. В детстве она видела Ульвхедина. Но ведь больше не было…
— Кто ты? — почти по слогам произнесла она.
— Я Хейке. Сын Сёльве.
Ингеле пришлось опереться на горничную.
— Сёльве? — с трудом произнесла она. — Сёльве, моего брата? Он жив?
— Нет. Он умер. Он умер пятнадцать лет назад.
Ингела печально опустила голову. Потом посмотрела на него, будучи не в силах собраться с мыслями, от наплыва чувств ей чуть не стало плохо. Но потом взяла себя в руки.
— Значит, тебя зовут Хейке? Добро пожаловать! Хейке — сын моего брата! Входи!
Горничная опустила свое оружие.
Вытерев носовым платком глаза и готовая вот-вот расплакаться, Ингела повела его в салон.
— Приготовь комнату для господина Хейке, — сказала она горничной. — А также баню и хороший обед! Как ты слышала, это сын моего брата Сёльве. Он должен быть принят здесь с почетом!
Взглянув на своего гостя, она впервые в жизни почувствовала неуверенность, не зная точно, как вести себя в подобной ситуации. И Сара Оксенштерн тут не помогла бы ей советом!
Уже к вечеру Хейке и его тетя Ингела были лучшими друзьями. Заглянув в его добрые желтые глаза, она не могла понять, почему сначала чуть не отшатнулась от него.
Хейке рассказал ей о своей жизни.
Но он ни словом не обмолвился о падении Сёльве и о его страшном конце, о своих годах, проведенных в клетке, и о том, как его мучил отец.
Потому что у Ингелы должны были остаться добрые воспоминания о брате, и было бы бессмысленно лишать ее их.
Только однажды Хейке чуть было не проговорился. Это было тогда, когда Ингела выразила удивление по поводу того, что в ее поколении не было ни одного «проклятого». И ему пришлось прибегнуть к спасительной лжи.
— Сёльве был предназначен для проклятия. Но он скорее был избранным, чем «меченым», как мне кажется. Он обладал удивительными способностями, но умер слишком
