И моему.
Из мечты о будущем ее вывел голос работника. Он уже встал и смотрел в окно.
— Ого, — произнес он, — новые беглецы из Гростенсхольма.
Винга и Хейке подошли к нему. Мешая друг другу, они смотрели через маленькое оконце в стене.
— Да, действительно, — пробормотал Хейке. Он не знал, радоваться ему или нет, наблюдая за беглецами.
— Каждый день кто-нибудь уезжает, — сказал работник и вернулся к овце. — На днях один бежал со всех ног, как будто на пятки ему наступил сам Дьявол. А на следующий день уехала горничная Виола, утверждавшая, что ее окружили какие-то ужасные существа с рогами, как у зверей, с копытами на ногах, лошадиными хвостами, поднятыми почти столбом вверх. Видела она у них эти длиннющие штуки… Извини, фрекен, я не хотел…
— Ничего, Винга выдержит, — сухо произнес Хейке.
— Они выглядели ужасно грозными, она закричала, убежала и тут же упаковала вещи. А после этого один из работников видел, как в колодце лежала и плавала мертвая ведьма. Глаза у нее были открыты под водой, и на лице у нее играла настоящая сатанинская улыбка. Этот человек тоже уехал из поместья. И…
— Откуда тебе известны все эти подробности? — поинтересовался Хейке.
— Жена моего зятя работает в Гростенсхольме. Она мне и рассказала.
Винга и Хейке обменялись взглядами. Верить ли такой связи?
Но подозрение, мелькнувшее в их глазах, тут же пропало. Этому человеку можно было доверять полностью. Особенно, когда он рассказал, что ее выгнали. Снивель подумал, что она отравила его пищу…
Тут им пришлось принимать нового ягненка, и они переключились на другие мысли.
Однако в этот вечер, сидя за ужином, они были молчаливы и серьезны. Настроение в Элистранде было хорошим, а в Гростенсхольме, казалось, все демоны ада были выпущены на волю.
Винге и Хейке это не нравилось. У них не было намерения пугать невинных людей. Они хотели расправиться с одним лишь Снивелем, не трогая других. Да, может быть, с его жаждущими убийств охранниками, с которыми им пришлось встретиться уже не раз. Чем сильнее действовали привидения и призраки, тем ближе подбирались к Элистранду эти преданные Снивелю люди. Теперь их уже видели около домов Элистранда. Казалось, что Повешенный и его шайка не трогали этих троих из охраны Снивеля.
«Почему?», — думали Винга и Хейке. Они этого не понимали. Предполагали, что призраки должны для таких действий иметь особые причины.
Другое, о чем они часто думали: как себя чувствует сейчас Снивель.
Снивель же днем был словно бешеный. Эти мерзкие людишки покидали его один за другим, и сейчас их осталось так мало, что на кухне вынуждена была помогать скотница, а сад запущен и пропадает. Оставшиеся же бродили вокруг с таким видом, словно они были перепуганы до смерти. Нет, сами они ничего не видели, но подумать только, что видели другие!
Снивель ничего не желал слушать.
И те, кого он пытался нанять на места старых слуг, поступали не лучше. Казалось, до них доходили слухи, и они не шли к нему в услужение. Посылали письменные отказы или просто не являлись.
Хорошо еще, что у него есть Ларсен. И его охранники. Да новый богобоязненный управляющий с женой. Она сварлива, но работяща. Без нее в Гростенсхольме было бы плохо.
Ночи же для него были трудными. Он не мог понять, что его мучит. Что-то значительное… болезнью не назовешь, скорее, страдание. Как сейчас, этой ночью, когда он снова проснулся от ужасной гробовой тишины. Часы внизу глухо пробили двенадцать раз. Это нисколько не испугало Снивеля. Но тишина ставила его в тупик.
Инстинктивно он крепко ухватился за края кровати, почти ожидая, что она снова начнет раскачиваться и его станет тошнить. Может, виновата вода, которую он пьет. Но нет, ничего не произошло.
Вместо этого он почувствовал странный холод в ногах. Ледяной холод, который медленно-медленно полз по ногам и парализовал их так, что Снивель не мог ими двинуть. По правде говоря, в этой комнате сильный сквозняк, ему следует укрыть ноги еще одним одеялом. Но встать сейчас он не может, нужно подождать.
Этот… этот могильный холод продолжал ползти выше, охватывая все его тело. Он приподнял голову, решив посмотреть, почему так происходит. Но ничего не обнаружил.
Вот и руки парализовало. Он подумывал позвать Ларсена, который перебрался в комнату поближе к нему и может услышать, если у Снивеля появится какое-нибудь желание. Но, когда судья открыл рот, пытаясь крикнуть Ларсену, чтобы тот принес большое покрывало из волчьих шкур, холод уже достиг его горла, и он не мог издать ни единого звука.
Сейчас он по-настоящему испугался. Не так ли умирают бедняги? Сначала замерзают конечности, и, наконец, холод добирается до сердца? Но в этом случае Снивель уже был бы мертвым, ибо грудь его полностью парализована от холода.
Но вот холод дошел до головы и как бы превратился в острый шип на темени. Все тело Снивеля стало ледяным, замороженным. Он не мог двинуть и мизинцем.
Однако он мог дышать. Удивительно. И думать он был способен. Двигать глазами. Хотя как это могло помочь в окружавшей его кромешной темноте?
Мозг работал беспрерывно, не давая ему ни минуты покоя. Он передумал многое. Панические страшные мысли приходили к нему чередой. О смерти, погребении живым и о том, как такой человек просыпается в гробу под землей перед тем, как властный холод окончательно не прикончит его. Часы пробили половину первого, а затем час пополуночи.
Целый час он лежит так, словно околдованный, в когтях холода. И в этот момент он начал понемногу оттаивать, сначала голова. Холод стал отступать, как вода во время отлива, уходить все ниже и ниже и наконец исчез из пальцев ног. Он освободился.
Снивель сделал глубокий-глубокий вдох, почувствовал, как тепло возвращается в его огромное тело. Впрочем, в последние дни он стал несколько стройнее, не осмеливаясь обжираться, как раньше. Он все еще хорошо помнил тот страшный призрак женщины. Снова встретиться с ней у него нет никакого желания! Овладеть им таким образом! Так оскорбительно, так утонченно унизительно! Никогда еще в жизни он не испытывал подобного унижения. И это от одного лишь сна!
Но такие сны он больше не желает видеть! И он даже потерял часть своей внушающей уважение полноты.
На следующую ночь ему довелось пережить иное, нечто похожее на предыдущее, но все же другого характера.
Часы пробили двенадцать, и он снова проснулся. Неужели ему и в эту ночь не удастся заснуть?
Он напрягся. Снова холод? На этот случай он обеспечил себе защиту. Рядом с кроватью положил покрывало из волчьих шкур, стоит только протянуть руку, если почувствует, что пальцы ног начинают мерзнуть.
Но холод не приходил. А против того, что произошло у него защиты не было. Как можно защититься от такого?
Что-то совершенно не похожее на смертельный холод проникло внутрь его. Это было… как будто другая душа поселилась в нем. Глубоко несчастная душа.
