– Мы придем, – произнес с кислой улыбкой хуторянин.
Медленно, против своего желания, забралась Виллему на телегу. Теперь у нее не будет никакого повода снова приехать в Черный лес.
Она сидела и молчала, пока телега ехала лесом. Тристан также молчал, но она этого не замечала. Остальные двое живо болтали…
Внезапно она вздрогнула и почувствовала, как загорелись ее щеки. Какая-то фигура загородила им дорогу.
Никлас остановил быков.
– Где это вы были? – спросил Эльдар, хотя прекрасно знал это.
Никлас спокойно ответил:
– Мы продали ячмень и посевные семена твоему отцу.
– Продали?
– За то, что вы через несколько дней придете в Липовую аллею и поработаете. Строительные работы. Ты придешь?
Эльдар выглядел так, будто хотел протестующе вспыхнуть, но взял себя в руки и произнес:
– Подумаю.
Затем он отошел в сторону и пропустил телегу.
На Виллему он всего лишь бросил один молниеносный взгляд. Но, когда она повернула голову, она увидела его на лесной дороге. Взгляды их встретились, и Виллему не отвела глаз. Она почувствовала, как закружилась голова, когда заглянула в эти узкие, наполненные враждой глаза, которые удалялись все дальше и дальше, по мере того, как телега продвигалась вперед. Поворот дороги прервал контакт быстрее, чем она хотела.
Остаток пути вплоть до ворот Гростенсхольма она сидела молча. Чувство восторга и ликования захватило ее. Во дворе дома радость жизни вынудила ее воздеть руки к небу, сильно потянуться и весело крикнуть.
– Так приятно вернуться домой? – сухо спросил Никлас. – Да, те люди действительно производят удручающее впечатление.
Виллему не удостоила его ответом. Ничто, как ей казалось, не могло подействовать на нее.
3
Случилось это в четверг. Суббота была наполнена событиями. Виллему шла в Гростенсхольм к Ирмелин и перед господским домом увидела чужую лошадь. Ирмелин выбежала ей навстречу в вестибюль.
– Виллему, угадай, кто приехал!
– Нет, не могу. Я видела лошадь, но…
Она умолкла. Высокий молодой человек стоял в дверях, ведущих в гостиную. Желтые глаза его смотрели на Виллему с дружеской, веселой улыбкой.
– Доминик, – слабо прошептала она. – Это ты?
– Да. Разве ты не знала, что я приеду?
Она очнулась.
– Конечно, но…
Как она могла забыть об этом?
Да, как? Следует спросить себя.
Боже мой, как он великолепен! Голос грудной и мягкий, словно бархатный, лицо настоящего мужчины, но тем не менее производит приятное впечатление, в глазах отблеск грусти, скрытый легкой ироничностью.
К своему отчаянию Виллему обнаружила, что она по-старому чувствует себя растерянной перед Домиником.
– Добро пожаловать, Доминик, – произнесла она слишком громким и неестественным голосом. – Как ты вырос!
– Да, тетя, двадцать один уже стукнул, выпали все молочные зубы, – просюсюкал он словно послушный маленький мальчик.
Виллему нервно засмеялась.
– Когда поедешь обратно? Я имею в виду, сколько времени погостишь у нас?
В его присутствии она никогда не могла выражать точно свои мысли. Не говоря уже о разумности!
– Если ты не захочешь отделаться от меня раньше, то неделю, – улыбнулся он. – Вообще-то я послан в качестве курьера в Акерсхюс к наместнику Гюльденлеве, но, естественно, захотел заглянуть сюда, домой, повидать вас.
Она была почти сбита с толку, услышав слова «сюда домой». У Доминика, как и у его отца Микаела, корни всегда были крепкими.
