счищать глину с колес.
Вокруг было тихо, очень тихо. Казалось, что Линде-Лу едва дышал, как будто у него не осталось никаких слов теперь, когда она должна была уехать.
Наконец она тронулась с места.
Последнее, что она видела, направляясь к озеру - чайка, кружившая над хутором.
8
Когда Криста вернулась домой после своей велосипедной прогулки - на час раньше, чем она обычно возвращалась из дома Абеля, Франка в комнате не оказалось. Его обычное место, кресло с теплым пледом, было пусто.
«Боже мой, - подумала она. - Наверное, все открылось, он говорил с Абелем или с кем-то еще из его дома. Что же будет?»
По правде говоря, это было просто смешно - так бояться того, что скажет Франк, но от старых привычек отказаться непросто, особенно, когда совесть не совсем чиста.
Но Франк далеко не ушел. Он стоял на кухне. Вытащил еду из холодильника и ел так, что за ушами трещало. Когда вошла Криста, он так вздрогнул, что даже уронил кусок пирога.
– Что-то ты рано, - воскликнул он фальцетом. Потом немного успокоился, и достоинство вновь вернулось к нему.
– Я так проголодался.
– Ну конечно, ты у себя дома и можешь есть, когда хочешь, - ответила Криста и вдруг поняла, почему же еды никогда не хватает. Франк ничего не говорил ей о своих вылазках на кухню, а они, должно быть, случались регулярно. Когда же она возвращалась домой, он, обыкновенно, сидел в кресле и жаловался на то, что он голоден, что долго ему приходится ждать, «но, разумеется, не имеет значения, что я чувствую, ты же должна прежде всего заботиться об этих детях?»
Как-то однажды Криста напомнила ему, что именно он настоял на том, чтобы она сидела с детьми Абеля. Он не нашелся, что ответить, и выглядел обиженным, но она знала, о чем он подумал: «Но я же не знал, что ты будешь работать там так долго. А если перестанешь, но тут же примешься ныть, что теперь у тебя есть время съездить в Линде-аллее, а это еще хуже».
Да, теперь-то она Франка знала! Ведь у нее открылись глаза.
Когда она на следующее утро вошла в дом Гардов, то, удивленная, остановилась в прихожей. С кухни доносились раздраженные голоса старших мальчиков.
– Криста делает не так, - сказал девятилетний Якоб, самый старший.
– Она накрывает на стол гораздо красивее.
– А мне дали не мою чашку, - пожаловался восьмилетний Юзеф. - А Криста всегда следит за этим.
– Ну-ка, помолчите, мальчики! - сказала тетка Абеля. - Ваша покойная мама всегда накрывала на стол именно так, и мы должны хранить память о ней, вы же знаете.
Мальчики замолчали, но в тишине как будто ощущалось недовольство и упрямство.
Криста хлопнула входной дверью, как будто только что вошла, и весело крикнула:
– Привет, где здесь в доме противные маленькие дети?
– Криста! - заорала ребятня, раздался грохот падающих стульев. Все выбежали в прихожую.
– Где же ты была, Криста? - кричали они, перебивая друг друга.
Малыши цеплялись за ее юбку.
– Мы уже думали, что ты не вернешься, - пожаловался Адам, второй с конца, хулиган, с которым никто не мог справиться. - Больше, пожалуйста, никогда так не делай.
Она даже испугалась немного. Неужели они так к ней привязались? Что же она теперь и на день не сможет их оставить?
А как же быть тогда с долгожданной свободой? Неужели ей никогда не получить ее?
– Ну ничего, от того, что меня не было, мир не перевернулся, - засмеялась она. - Пошли завтракать, вы еще не все съели!
Старая тетка приветствовала ее сухим кивком, но солнечная улыбка Кристы вскоре растопила лед. И если уж говорить честно, то тетке Абели нравилась эта застенчивая и вместе с тем импульсивная молодая девушка.
Но тетушка предпочитала держаться сурово. Никаких сантиментов, нет уж, увольте! В этом доме необходимо оберегать честь бедной покойной жены Абеля.
И, по правде говоря, ничего плохого в этом не было.
– А что тут в приходе случилось новенького, пока меня не было? - спросила Криста, которая знала, что тетушка непременно смягчится, если сможет рассказать о каких-нибудь новостях.
– Ну, ничего особенного, если не считать того, что выяснилось кое-что про пожар у Нюгордов.
– Да? И что же?
– Просто говорили, что, может быть, это из-за самого Петруса. Что он лежал и курил, а сам был пьян.
– Ну и?
– Все было не так. Все произошло из-за бочки. А сейчас они думают, что это был поджог.
– Ой! Как же это?
– Ну, понимаешь, бочка, полная золы и раскаленных углей, не может взять и сама по себе перевернуться, она не может вдруг ни с того, ни с сего покатиться по склону, ведь она же всегда стоит в такой ямке - ну, в углублении. Так что выходит, ее просто кто-то подтолкнул в нужном направлении.
– Но это же просто ужасно!
– Всегда найдется какой-нибудь сосед, который тебя не любит. А Петруса жалко, так уж получилось, что он лежал в комнате, которая загорелась первой.
– А как он?
– Сказали, что никаких изменений.
Здесь Кристе следовало бы сказать «бедняга», но она не смогла.
Ей казалось, что она все еще чувствует на своем теле его грубые и весьма целеустремленные руки. Но его родителей, конечно же, было жалко, это уж точно.
И она сказала довольно вяло:
– Бедные Линус Нюгорд и его жена!
– Сестра!
Ночная сестра быстрыми бесшумными шагами заторопилась по коридору к изолятору, в котором лежал Петрус Нюгорд.
– Ш-ш-ш, - прошептала она. - Сейчас ночь, другие пациенты должны спать.
– Но мне так больно!
– Да, я знаю. Ваши легкие очень пострадали от дыма. Но вы должны лежать тихо. Так вы быстрее поправитесь.
– А можно мне сигарету?
– Конечно же, нет! Ничего хуже не могли придумать?
– Но мне так хочется покурить. А можно тогда пару глоточков? Так горло пересохло, что просто ужас. У меня там фляжка в заднем кармане.
