Солнце еще продолжало светить, поэтому они разрешили Кнуту остаться пока на улице, хорошо укутав его.
— Сквозь горный лес дует мягкий весенний ветер, — сказал он, и ему хотелось чувствовать это дуновение.
И там на улице под горячими лучами солнца Кнут умер.
Когда они пришли, чтобы унести его в хижину, слепые глаза были повернуты к любимому солнцу, на губах играла спокойная улыбка.
Они похоронили его в лесу на небольшой прогалине и поставили на могиле крест.
— Это несправедливо, — плача, сказал Маттиас, — сейчас, когда он был так близок к спасению!
Калеб положил руку на его плечо.
— Кнут никогда не выздоровел бы, Маттиас, — сказал он, и в глазах его была огромная печаль. — Он умирал уже в шахте. Я знал это.
— И все же взял его с собой?
— А ты бы захотел оставить его, если бы знал это?
— Нет. Если бы знал, еще больше старался вытащить его оттуда.
— И я думал так же. Из-за него надо было спешить. И из-за тебя мы должны были бежать оттуда, тебе в шахте делать нечего. И из-за меня тоже, так как я уже вырос и использовать меня на той же работе, что и раньше, нельзя, а отпустить они меня не смели, ведь я мог бы все рассказать. Так что я был уже в опасности. И кроме того, мне так искренне хотелось еще пожить, думаю ты наверняка меня поймешь.
— Да, — подтвердил Маттиас, полузадохнувшись от торжественности момента. — Ты так прекрасен, Калеб.
— И это говоришь ты, мальчуган, — произнес Калеб и убрал руку с его плеча.
Уже на следующий день они покинули пастушью хижину, после того как Маттиас написал письмо и оставил его на столе. Калеб не умел ни читать, ни писать, а в знаниях Маттиаса были пробелы. Ему было только восемь лет, когда учеба была прервана.
«Дорогой господин владелец. Извини нас за то, что съели окорок, за то, что Калеб из муки испек хлеба, но мы должны были сделать это, умирал Кнут. Он скончался на солнце. Мы похоронили его на поляне в лесу, будь так добр, положи цветы на его могилу, может, пастор прочитает над ней молитву. Мы с удовольствием заплатим вам за все, что сделали, адрес моего папы — имение Гростенсхольм, Гростенхольмский уезд, Акерсхюс. Тысяча благодарностей за все, извини.
Маттиас Мейден».
— Хорошо? — спросил он, прочитав написанное им послание.
— Отлично, — воскликнул Калеб. Они убрали в хижине и закрыли дверь, как сумели.
— Я не знаю, где находится Гростенсхольм, — сказал Калеб. — А Акерсхюс расположен недалеко от Осло, не так ли?
— От Кристиании.
— Да, от Кристиании. — Калеб вздохнул. — Мы можем двигаться только наугад. Думаю, что мы должны продолжать идти в том же направлении, в каком начали. По дороге кого- нибудь спросим. Когда-нибудь мы встретим людей.
— Ты не думаешь, что Хаубер и Нермаркен уже идут по нашим следам?
— Нет, мы слишком далеко от шахты. Но они сейчас сильно перепуганы.
Маттиас кивнул. Он ни разу не сказал слово «бедняги». Ни о Хаубере, ни о Нермаркене. Прощения им не будет за то, что сделали они с Кнутом.
Долго шли они по глухим местам, не встретив ни одного дома. Маттиас начал терять мужество. Словно злая сила мешала ему добраться до дома. Препятствия начали встречать его с того дня, когда он проснулся в лодке один, окруженный лишь морем и неизвестностью. Сейчас он был ближе к возвращению домой, как никогда раньше, но они сбились с пути! Может, они шли по пути, уводящему их от Гростенсхольма? Может, они возвращались к шахте и могли встретить Хаубера за любым следующим гребнем холма?
Эта мысль вызывала в нем панику, которая охватила все его существо.
По ночам они прижимались друг к другу в каком-нибудь укрытом месте в лесу, и просыпались, окоченев от холода. Солнце светило не каждый день. Однажды пошел снег, покрыв холмы тонким слоем. И что было странно, вместе со снегом в лес пришла почти пронзительная тишина и пустота. Но в течение дня снег стаял.
Они не знали, что идут вдоль широкой гряды холмов. Здесь они потеряли много дней.
Наконец, в своих скитаниях по неизвестной местности, вышли они в долину. И там набрели на дома.
Хлеб, испеченный Калебом из муки и воды в пастушьей хижине, давно кончился. Они так проголодались, что были готовы съесть свои ботинки, если бы они у них были. Сейчас ноги их были обернуты тряпками.
Мальчики вошли в ближайший дом и попросили кружку молока или что угодно и тут же попытались узнать, не известно ли хозяевам, где находится Гростенсхольм.
Крестьянка, которая, как правило, не имела обыкновения подавать бродягам- попрошайкам, взглянув им в глаза и услышав прекрасную речь Маттиаса, поняла, что он говорит не так, как простой люд.
И, не говоря ни слова, она принесла молока и каши, накрыла для них стол.
Когда они насытились, она поинтересовалась, почему такой мальчик, как Маттиас, оказался на дороге.
За него ответил Калеб.
— По несчастному случаю он оказался далеко от своей семьи. Мы пытаемся отыскать его дом. Вы не слышали этого названия?
Нет, крестьянка никогда не слышала о Гростенсхольме.
— Но, если это где-то около Кристиании, то…
— Да, там, — воскликнул Маттиас, и глаза его засветились.
— Тогда вам надо спускаться вниз по долине. Вы слишком далеко уклонились на северо- запад. Сейчас вы во Фло в Халлингдале. Вы шли вот так и через западную гряду. Благодарите Бога, что не встретились с медведем! Они, правда, еще пока спят.
На лице Калеба появилась быстрая улыбка:
— Со мной идет ангел-хранитель.
Они поблагодарили и ободренные, снабженные на дорогу небольшим запасом еды, с новыми силами продолжили путь.
Южнее в долине им встречались строения, расположенные на далеком расстоянии друг от друга. Они шли вдоль большой реки, и пока все складывалось хорошо, но внезапно наши странники вынуждены были отойти от нее и очутились в непроходимой местности. Они расстроились, дороги не было. Перед ними снова стеной стоял глухой лес. Каким-то образом они сошли с дороги. Хотя она и не очень нравилась им, все же служила ориентиром.
А сейчас они реки вообще не видели.
Изнуренный Маттиас уселся прямо на землю.
— Где же мы ночевать будем? — спросил он, потеряв всякую надежду.
Калеб видел, как устал и замерз мальчик.
— Мы еще пройдем немного и когда увидим крестьянское подворье, попросимся переночевать на сеновале.
Маттиас согласно кивнул головой и тяжело поднялся. Они давно уже не встречали жилья, и надежды найти что-нибудь для ночлега были малы.
— Мы можем снова выйти к реке, — ободряюще сказал Калеб — Там возможностей побольше.
