сообщим.
– Матушка, ты обещала больше не пользоваться этим нелепым прозвищем! – Паркc открыл дверь их апартаментов в отеле «Палтни». – И я сомневаюсь, что отцу очень важно, женат я или нет. А я так и останусь неженатым. Мисс Петерсон не приняла моего предложения.
Матушка быстро прошла в двери.
– Чепуха! Она просто капризничает. Ты не хуже меня понимаешь, что удевушки нет выбора. Ей придется выйти за тебя замуж.
– Кто за кого должен выйти? – раздался голос мисс Агаты Уизерспун, подруги и бывшей компаньонки его матери. Она отложила книгу, которую читала. – Только не говори мне, что Пинки забрался какой-то девице под юбки!
– Нет, конечно. То есть – не совсем. – Матушка села на кушетку рядом с Агатой. Паркc сосчитал до десяти. Два раза. Не помогло.
– Будьте любезны не пользоваться этим дьявольским прозвищем!
– Пинки!
Он молча обжег матушку взглядом.
– Джонни! Научись сдерживать свою вспыльчивость. Повышать голос нехорошо.
Агата ухмыльнулась:
– Значит, в этом старом сучке еще бегут по жилам остатки соков?
– Агата, полно! Ты смущаешь Пинки.
– Матушка!
– Я хотела сказать – Джонни. Он еще не старый, ему только недавно исполнилось тридцать.
– Гм… А ведет себя так, словно ровесник Мафусаилу. – Агата фыркнула. – Даже превзошел его. Если Мафусаил был похож на других парней из Ветхого Завета, то в постели он ориентировался лучше, чем наш Пинки.
– Полно, Агата. У Пинки… – матушка посмотрела на него, – гм… у Джонни есть в деревне милая вдовушка.
– Матушка!
– Право, Пи… Джонни, не повышай голос!
Он точно ее придушит. Придушит свою мать и ее подругу.
– Полагаю, что мне не помешало бы немного бренди, – сказал он вслух.
– Великолепно. Можешь налить рюмку и мне. Агата, не желаешь выпить бренди?
– Конечно, желаю. А теперь рассказывай мне все, Сесилия. Что Пинки устроил?
– Джон! – вмешался Паркc. – Или Паркc. Или мистер Паркер-Рот. Не Пинки. Вы поняли меня, мисс Уизерспун?
Агата пожала плечами:
– Ну хорошо, хорошо. Но должна тебе сказать, что у тебя просто нет чувства юмора.
Он подал Агате рюмку бренди, с трудом преодолев желание не вылить его на нелепый красно-золотой мужской халат, который был на ней надет.
– Спасибо. Я обязательно учту ваше замечание. – Она закатила глаза:
– Я так сочувствую бедняжке, которую ты скомпрометировал! Но может, она такая же мрачная, как и ты.
Он удовлетворился тем, что оскалил зубы, надеясь, что эту гримасу могут счесть улыбкой, и уселся в кресло как можно дальше от дам.
– Почему ты не спишь, Агата? – осведомилась матушка. – Мне казалось, ты сегодня слишком устала, чтобы выйти из дома. Я ожидала, что застану тебя крепко спящей.
Агата сделала большой глоток бренди.
– Ты же знаешь, Сесилия, что я приехала с тобой в Лондон только ради мороженого, выставки картин и еще, может быть, чтобы походить в театр. Я не желаю участвовать во всех этих светских пытках. Ты можешь себе представить меня в каком-то дурацком бальном зале? Да я умру от скуки, слушая, как эти тупоголовые неряхи бесконечно нудят о других аристократических дурнях. – Она бросила взгляд в сторону Паркса: – Хотя, возможно, сегодняшний вечер оказался бы исключением. Расскажи мне, кто эта молодая леди, которую Пин… то есть Джон… уговорил нарушить приличия?
– Я не уговаривал эту молодую леди нарушать приличия!
– Правда? И почему меня это не удивляет? Тогда что же произошло? Какой-то спор о'флоре пошел не слишком красиво?
– Прекрати, Агата! Ты ведешь себя не лучше Пин… Джонни. Нет, насколько я понимаю, уговорами занималась сама молодая леди, и уговорила она не Джонни, а ви… какого-то другого мужчину.
Слава Богу, что матушка в последний момент решила проявить хоть какую-то сдержанность. Агата явно не относится к числу светских сплетниц, но может ляпнуть все, что на ум взбредет. Она, не задумываясь, свяжет имя мисс Петерсон с Беннингтоном. И сделает это с удовольствием, поскольку знает, как сильно Беннингтон его ненавидит.
– Тогда почему предложение пришлось делать Джону?
