– Но это же бесчеловечно!
И опять Антония опустилась на ковер, но на этот раз она обхватила руками лицо мужа.
– Йозеф, они не люди. Они безумны. Они – чудовища.
В комнате наступило молчание, слышалось лишь тиканье часов и их дыхание.
– Мы не поедем, – сказал он наконец.
Она поцеловала его в лысеющую макушку. Следующие слова дались ей с трудом, у нее даже глаза защипало от слез, но этот нож она была обязана в него воткнуть. Он не оставил ей выбора.
– Если ты не поедешь, Йозеф, наш сын может не дожить до своей бар-митцвы [4].
Он судорожно вздохнул.
– Мы подождем, пока Гизела не поправится.
– Нет.
Опять наступило молчание.
– Когда… – нерешительно начал Йозеф. – Когда ты сможешь последовать за нами?
– Карл говорит, что Гизела будет вне опасности к концу недели.
Очень медленно, словно во сне, Йозеф отнял ее руки от своего лица и поцеловал каждую в раскрытую ладонь. Стекла его очков затуманились, скрывая выражение глаз.
– Идем наверх, Тони, – сказал он тихо.
– Йозеф, ты не можешь просто лечь спать и сделать вид, будто ничего не происходит.
– Я не собираюсь спать, – ответил он с тихой яростью в голосе, – и не собираюсь делать вид, будто ничего не происходит. У нас есть в запасе несколько часов, разве не так? Так не будем терять их даром, ради всего святого.
Бережно сняв с него очки, она увидела в его глазах страдание и слезы и поняла, что победила. И проиграла.
В четыре часа утра они разбудили Даниэля. Когда Антония поцеловала его, он улыбнулся и пробормотал полусонным голосом:
– Мне снилось, что мы все в Америке, Mutti… И Гизела выздоровела, и… – Даниэль замолчал и сел в постели. – Что случилось? – Он увидел в дверях отца. – Почему ты одет, папа? Куда ты собрался?
Йозеф был не в силах говорить.
– Ты должен встать, Даниэль. – Мать взяла сына за руку. – Пора ехать.
Лунный свет, проникший в окно, осветил лицо Даниэля: его глаза вдруг заблестели страхом и надеждой, он совершенно проснулся.
– Мы едем в Америку, Mutti?
Она покачала головой.
– Не в Америку, но в долгое путешествие. Помнишь, я обещала, что ты отсюда уедешь?
– Туда, где нет нацистов?
Антония опустилась на колени и обняла его.
– Да, дорогой. Ты поедешь к дяде Зиги и тете Гретхен. – Она погладила его по волосам и заглянула ему прямо в глаза. – Они живут неподалеку от Швейцарии и, я надеюсь, помогут тебе попасть туда.
– А как же ты и папа? – Даниэль нахмурился и взглянул на мать с подозрением.
Закусив губу, Антония ответила слегка дрогнувшим голосом:
– Вы поедете с папой, Даниэль, а мы с Гизелой очень скоро присоединимся к вам.
– Нет! – вдруг крикнул он пронзительно. – Я тебя не оставлю!
– Тихо, тихо, – прошептала она, – ты разбудишь сестру.
– Ну и пусть. – Даниэль сердито отпрянул. – Я никуда не поеду.
– Сон для нее – лекарство, Даниэль, и ты это знаешь. Она должна поскорее поправиться, чтобы мы могли приехать к вам с папой.
– Но я же сказал: без тебя я никуда не поеду, – заупрямился мальчик. – Почему нам надо ехать прямо сейчас? – Его глаза подозрительно сощурились. – Это из-за тех двоих, что вчера приходили?
– Они приходили, чтобы забрать от нас твоего папу, Даниэль. – Антония снова обняла его. – И утром они придут за ним опять. Вот почему он должен ехать.
– Но почему я должен ехать? – дрожащим, но по-прежнему упрямым голосом продолжал Даниэль. – Разве меня тоже хотят забрать?
– Нет, конечно, нет, Liebling, – Антония понизила голос, чтобы Йозеф не мог ее услышать. – Но ты нужен папе. Он не может пуститься в путь один, он не так силен, как некоторые папы, и ему будет тяжело оставить твою сестру и меня даже на несколько дней.
Даниэль заглянул ей в глаза.
