всю жизнь. Я не та одинокая вдовушка, которая ищет, куда бы пристроиться в жизни. Я не хочу исполнять роль огнетушителя.
Я посмотрел ей прямо в Глаза.
– Понимаю.
Она помолчала несколько секунд, пока я воспринимал ее слова.
– Надеюсь, что ты в самом деле понимаешь, – тихо шепнула она. – Мне бы этого очень хотелось. – Она прижалась к моим губам. – Дай мне несколько минут, а потом входи.
Она исчезла в кубрике, а я закурил. Внезапно у меня стали трястись руки, и я перепугался. Сам не знаю от чего, но меня охватил страх. Я огляделся, ища, что бы выпить, но тут было только несколько банок с пивом. Откупорив одну из них, я торопливо выпил ее. Пиво было уже теплым, но почувствовал я себя куда лучше и, бросив сигарету в воду, вошел в кубрик.
Она лежала на моей койке, закрывшись простыней до горла, и ее золотистые волосы разметались по подушке.
– Выключи свет, Люк. Я немного стесняюсь.
Я щелкнул выключателем. Сквозь иллюминатор проникало лунное сияние, падая ей на лицо. Торопливо скинув одежду, я встал на колени рядом с койкой и поцеловал ее.
Ее руки обхватили меня за шею.
– Люк, Люк.
Подняв голову, я медленно стянул с нее простыню. Широко открытыми глазами она посмотрела на меня и затем спросила:
– Достаточно ли я хороша для тебя, Люк?
Груди ее были полными и крепкими. Изгиб ребер переходил в тонкую талию, а живот был плоским и твердым, лишь чуть округленным, превращаясь в плавную округлость бедер. Бедра у нее были стройными, а ноги длинными и прямыми.
Ее голос снова нарушил молчание.
– Я хотела бы быть красивой для тебя.
– Ты моя золотая богиня, – прошептал я, целуя ее шею. Ее руки обвились вокруг меня.
– Обними меня, Люк. Люби меня!
Меня захлестнул прилив страсти. Я целовал ее груди. Она тихо застонала, и я чувствовал идущий от нее жар. И больше ничего не было, кроме оглушительного стука сердца и гула в голове. Но внезапно и все выпитое виски, и все шлюхи, что прошли через меня, когда я пытался сбежать от жизни, обрушились на меня и сделали свое дело.
– Нет! – закричал я, чувствуя, как ее руки, обнимавшие меня, застыли в удивлении и испуге. – Нет, только не это!
Но все уже было кончено.
Раздавленный и опустошенный, я лежал несколько минут, а потом, привстав, потянулся за сигаретой.
– Прости, Элизабет, я виноват перед тобой. Я должен был бы знать. Думаю, что я уже ни на что больше не гожусь. Я не подхожу тебе в любовники.
Сев на краю постели, я уставился в пол, не осмеливаясь посмотреть в ее сторону. Помолчав, она протянула руку и взяла мою сигарету. Положив ее в пепельницу, другой рукой она развернула меня лицом к себе.
Голос у нее был мягким и добрым.
– Это она с тобой сделала, Люк? Поэтому она тебя и бросила?
– Я сам ее бросил, – с горечью сказал я. – Я ведь сказал, что как любовник ничего собой не представляю.
Она прижала мою голову к теплоте своей груди и начала нежно гладить меня по волосам.
– Ничего подобного, Люк, – шептала она. – Вся беда в том, что ты слишком сильно чувствуешь и переживаешь, ты слишком любил ее.
Когда утром я проснулся, ее уже не было. На подушке лежала записка и четыре стодолларовых банкнота. Дрожащими пальцами я открыл конверт.
Три месяца я старался забыть написанные ею слова, пока, наконец, в одно прекрасное утро не