к последнему экзамену. Лежал на топчане в своей комнате и не выходил ни к завтраку, ни к обеду. «На голодный желудок, — отвечал он, — лучше думается». А когда Бетси сообщила ему, что пришла его однокурсница, рыжеволосая Дюлия Логвин, сразу выбежал, будто бы только и ждал ее.
— Пошли? — спросила девушка таинственно.
— Куда? Завтра ж экзамен…
— Николь… Это ведь завтра… А ты и так все знаешь… Пойдем…
— Куда?
— Туда, где были с тобой вчера… К лесному озеру…
— Я не пойду… И вообще — все это гадко, противно…
— Что, Николь?
— Да все что было вчера… И вообще… — не находил слов Николь. — Если я когда-нибудь и захочу иметь сына, я закажу его на комбинате, как это сделал мой отец…
— Николь! — вспыхнула девушка.
— Ну что еще?
— Ты… ты… такой сухой и жестокий, оказывается. Я тебя ненавижу! Вчера у нас был такой день… такой день… А тебе… Прощай! Мы больше с тобой никогда не увидимся!
Николиан возвратился в свою комнату и как ни в чем не бывало уселся за стол к своим конспектам.
Когда Вилли Джерри вошел к сыну, тот списывал что-то с экрана большого библиоскопа.
— Кем ты хотел бы стать, Николь? — спросил старший Джерри.
Сын ничего не ответил. Он даже взгляда не отвел от экрана.
— Прости, но я невольно слышал ваш разговор… И… если она по-настоящему любит тебя… Это, конечно, большое счастье, Николь, когда тебя кто-нибудь любит… Если только по-настоящему… — Сын продолжал молчать. — Мне кажется, Николь, что астроисследователем тебе не хочется быть… Не так ли, сынок?
— Этого не знаю… Но я не люблю девиц… Я вчера понял, это не для меня!
Старый Вилли Джерри сдержал улыбку и серьезно произнес:
— Решай, Николь, сам. Тебе жить… Не скрою, мне по душе твой характер… Я узнаю себя…
— Еще бы не узнать, — буркнул Николиан, и в его голосе отцу послышалась какая-то ущербность, затаенная боль. Но он не придал этому значения.
— Ничем, буквально ничем не пренебрегай в жизни, Николь. Поверь мне: отказаться от чего-либо очень просто, а вернуть потом это чаще всего бывает невозможно.
Нужно быть мудрым. И мне очень хотелось бы, чтоб тебе жилось лучше, чем мне…
— Разве ты был несчастлив? — спросил Николиан с удивлением и плохо скрытой иронией.
Старый Джерри печально улыбнулся:
— Просто мне хочется, чтобы ты стал еще счастливее…
Отец подошел к полкам над рабочим столом сына и, думая о чем-то своем, в который уже раз после своего возвращения на Землю рассматривал причудливые фигурки, вылепленные Николианом еще в детстве. Множество чудаковатых людских образов толпилось за стеклом, все одинаковые в своем уродстве и одновременно все разные.
Как-то Бетси хотела их выкинуть — детские забавы, только место занимают, — но Николь запретил ей даже подходить к фигуркам.
— Это мои дети! — сказал не по-детски серьезно.
Отец взял в руки одну из фигурок. Неолин уже сильно высох, во многих местах потрескался, и лица фантастических существ покрылись мельчайшими морщинками.
Хотел поставить неолиновую фигурку на место, но она выпала из неверных старческих рук, звонко ударилась об пол и разлетелась на мелкие кусочки.
— Что ты сделал! — воскликнул со злостью Николиан. — Что ты сделал!
— Извини меня, сынок… — чуть слышно произнес Вилли. — За все прости, если сможешь…
А спустя несколько дней старый Джерри умер.
Сандро Новак медленно шел к своему геликомобилю Оранжу, ступая по пожухлому от жары травяному ковру. Вышел на ситалловое покрытие стоянки, на которой с самого утра скучал под пушистой дюлийской рябиной его геликомобиль. Оранж тихонько насвистывал веселую мелодию, но, заметив Новака, умолк, дверцы его кабины распахнулись.
— Почему так долго, Сандро-Дю? — спросил с тревогой.
Тот ничего не ответил, остановился в тени рябины, прячась от солнца.
— Почему так долго? — снова спросил Оранж. — Садись. В кабине прохладно.
Сандро устроился в удобном мягком кресле и долго сидел неподвижно, закрыв глаза. Оранж ожидал, ничего больше не спрашивая. Обычно Сандро сам всегда рассказывал все о своей работе.
— Поедем домой или ты хочешь подремать здесь?
— Домой.
И они поехали. Вырвались на седьмую радиаль, развернувшись вокруг седлообразного сооружения центрального корпуса академии, и вскоре нырнули в широкий тоннель, влились в плотный поток других машин.
— С тобой что-то произошло?
— Устал, — ответил Сандро насколько смог равнодушно и почувствовал, Оранж не поверил ему.
— Прими таблетку реминиса…
— Нет с собой… Дома…
На крутом повороте его наклонило влево, и он с усилием выпрямился и сел ровно:
— Не гони так. Нам некуда торопиться, — сказал тихо.
Оранж уменьшил скорость и удивленно спросил:
— Правда?
Новака опять охватила волна болезненного забытья.
Думал о Земле, думал без приятного волнения, как в первые годы жизни на Дюлии, но мучительно до боли.
«Я не видел ее четырнадцать лет. И даже если вылететь тотчас же, в это мгновение, все равно увижу Землю лишь через четыре года…»
— Я не могу больше… — тихонько вырвалось у Сандро помимо воли.
— Что? — мягко спросил Оранж.
