Брэйнсторминги, которые когда-то были популярны, мы проводили сперва раз в неделю, потом в месяц. Не скажу, что толку было мало, иногда идеи проскальзывали здравые, но точно так же могли прийти в голову и без всяких «мозговых штурмов».
Постепенно брэйнсторминги, как и все задуманное строго для дела, превратились в обычный треп. Сперва мы еще делали вид, что работаем, а расслабляемся потом, но когда это превратилось в обязательный ритуал, когда верхушка сходится ко мне в кабинет, разваливается в креслах и… только без сигар и виски, а все остальное, как у плантаторов южных штатов: расслабленный треп, разговор обо всем на свете, попытки прогнозов насчет нефти, запасов газа и ценных металлов, интеллектуальное фехтование.
Сегодня первым пришел Василий Петрович, громадный и вальяжный, одетый с достоинством, полусовременно-полуконсервативно, умеет находить грань, чтобы те и другие считали его своим.
Как и большинство людей в возрасте, обладает излишним весом, но, в отличие от большинства, борется с ним яростно и неутомимо домашними средствами, как он говорит, то есть гантелями и штангой. Я не часто видел его обнаженным, зрелище потрясающее: широкий, с толстыми руками, жира вроде бы вообще нет, но все же талия тоже отсутствует, хотя Василий Петрович зачем-то добивается ее усердно и упорно.
Я вздохнул и напомнил себе, что тридцатипятилетнему все так же трудно понять семидесятилетнего, как когда-то в свои двадцать не мог понять его шестидесятилетнего. Я бы точно пошел на резекцию желудка. А то и вовсе поставил себе модель желудка А-восемь или даже А-двенадцать, когда жри, сколько влезет, хоть в три горла, усвоится все та же норма, что необходима для стройной сухощавой фигуры.
Он обратил внимание, что я, застеснявшись, вырубил камеры наблюдения, но промолчал, налил себе шампанского в бокал, серебристые пузырьки с громким шипением рванулись к поверхности бойкими блестящими, как ртуть, шариками.
— Частной жизни, — сказал он медленно, — в прежнем понимании давно нет. Совсем недавно мы были действительно свободными… хотя находились алармисты, которые жаловались на несвободу, звали то в лес, то в пещеры… Потом пришли первые джипээсы, глонассы, эгешки… мы находили на карте сперва себя, потом тех, кто разрешал это нам, затем такая жизнь стала обязательной для каждого.
Вошли Тимур, Роман, Тарас, сразу к столу с шампанским, Тимур налил себе и тут же выпил, мол, горло пересохло, затем уже с заученными движениями денди наполнил фужеры себе, Роману и Гулько.
— Неплохо бы, — заметил он, — допускать сюда Лору.
— Зачем? — удивился Роман.
— Наливала бы…
— Ах-ах, перетрудился!
— Ну… и вообще…
Роман посмотрел на него зверем.
— Ты чего? Надо хоть одну норку иметь, где можно укрыться от этих сисек-писек. Осточертели! Никогда не думал, что такого можно объесться.
Василий Петрович обронил мирно:
— Да и вообще подразумевалось, что у нас тут крепкое мужское братство. Тайный мужской союз.
— Включая Алёну, — напомнил Гулько.
— Ну, это само собой разумеется! Кстати, о каждом человеке уже давно можно было получить абсолютно все сведения. Человек всегда оставляет следы. Раньше только следы на песке, по которым опытные охотники узнавали рост, вес, характер, здоров или болен, устал или полон сил, самец или самка… и множество других данных, а что говорить о вчерашнем мире, когда человек оплачивал счет на израсходованное электричество и воду, и уже по этим данным можно немало о нем узнать, а еще каждый покупает продукты в магазине, ездит на службу, бывает в кино, кого-то приглашает в гости, в ресторане заказывает то, а не это, и все это оставляет электронные следы в сетях… Не надо читать мысли, чтобы предсказать каждое слово и движение на годы вперед!..
Тимур кивнул:
— Да, но с этим тогда смирились. Все-таки такую информацию могли получить только правительственные структуры. Или любые другие, которые могут держать штат служащих. Но с этим анонсированным чипом станет доступна очередная ступень, а это многих пугает.
Роман фыркнул:
— А когда их не пугало? Против колеса возражали, от движения паровоза с ума сходили, телевизор им портил зрение, от мобильников у них обязательно рак… Да фиг с ними. Дураки.
— Согласен, но когда дураков слишком много…
Роман пожал плечами:
— К счастью, даже в наш век демократии не дураки определяют, куда двигаться городу и миру.
Василий Петрович протянул к нему бокал, хрусталь мелодично звякнул от легкого соприкосновения.
— За каждым, — сказал он, — да, за каждым слежка, как сказали бы раньше. Сейчас мы это уже считаем нормой. И понимаем, что, несмотря на резкое сужение неприкосновенности частной жизни, выиграли неизмеримо больше. Хотя бы в том, что в разы сократилось количество всяких правонарушений.
— Хотите сказать, — перепросил Тимур, — что привыкнем и к новому чипу?
— А ты так не думаешь?
Тимур усмехнулся:
— Просто хочу, чтобы это сказали вы, Василий Петрович.
— Чтобы оспорить?
— Ну да, я обожаю спорить.
Василий Петрович двинул плечами:
— Но если станет доступно… э-э… чтение мыслей, то отпадут возможности спора ради спора, из-за амбиций, нежелания уступить или признать чужую правоту. Жизнь потеряет некоторые краски!
— Некоторые?
Василий Петрович ответить не успел, Роман сказал язвительно:
— Смотря для кого. Для любителей засорять форумы флудом бесконечных споров… грядет кошмар! Увидеть собственную ничтожность… нет, увидеть, что другие видят их насквозь…
— А их масса, — подытожил Гулько.
— Что будет с ними?
Роман двинул плечами:
— А нам не плевать на эту биомассу? Мы уйдем дальше. С нами уйдут те, кто… скажем так, чист. И может раскрыть мысли другим. А взамен воспользоваться знаниями и умениями тех, кто открывается навстречу. Так выпьем же за следующий шаг!
Они потянулись ко мне с бокалами в руках. Я улыбался и чокался краем фужера, но под мелодичный звон сжимается в страхе мелкая душонка: как, все раскроется?
Василий Петрович заговорил лениво и с чуточку брезгливой миной на породистом лице бородатого патриарха:
— Да что за бред насчет чтения мыслей?.. Каждый, понимаете, каждый волен приоткрывать только то, что захочет сам. Никто-никто, даже всемогущие правительственные структуры не в состоянии вломиться вам под череп и посмотреть, что вы на самом деле думаете о власти или кому служите на самом деле!.. У всех полная неприкосновенность частной жизни!
Роман слушал заинтересованно, я ощутил толчок в бок с другой стороны, Гулько шепнул:
— А что он не говорит о самом главном?
— Коров ведут на бойню под успокаивающую музыку, — ответил за меня Тимур тихо.
Роман буркнул тихонько:
— Он все сказал верно. Каждый волен открываться сам. Но вот я, как и любой, буду испытывать недоверие к человеку, который скрывает слишком многое.
Тимур добавил:
