невесту, когда шутка откроется.
2-й студент. Все здесь! Нет только нашего поэта — он никогда и не думал серьезно быть с нами, да разразит его луна! Какой он тон задает, этот Джиоваккино! Он был безумно влюблен в самого себя и уже надеялся на успех своего ухаживанья, как вдруг в него влюбляется женщина; и вот, из чистой ревности, он отсылает сам себя в Триест вместе с бессмертной поэмой и всем, — к чему уже прибавилась эта эпитафия, пророческая, как уверяет меня Блефокс: «Здесь лежит поэма мамонта, смертельно оскорбленного бабочками». Сам виноват, простяк! Вместо того чтоб упиваться строфами, из которых каждая словно нож в кишки, он мог бы писать, по словам Блефокса, классически и понят но. «Эскулап», эпическая поэма. Каталог лекарств: пластырь Гебы — одна полоска освежает губу. Полосканье Феба — одна бутылка укрепляет горло. Пилюли Меркурия — одна коробка излечивает…[2]
3-й студент. Тише, дорогой! Если свадьба кончилась в десять часов, Юлий с невестой будут здесь через несколько минут.
2-й студент. Господи! Только тогда муза поэта была бы всемирно признана, как говорит Блефокс, et canibus nostris…[3] и наши литературные псы знали бы Джиоваккино не хуже, чем Делию!
1-й студент. Теперь к делу! Где Готлиб, ведь он только что пришел? Слушай, Готлиб, что привело нас к этой дружеской мести Юлию, конец которой мы сейчас собрались увидеть. Заметь, мы все решили, условились обо всем, что делать, когда Юлий выскочит к нам, рассвирепевший: я парламентер — стихи, которые выведут Юлия из заблужденья, подписаны моим именем, Лутвич, — но и каждый из нас объявляет, что он также оскорблен этим заносчивым каменщиком, который пришел в одиночку из Парижа в Мюнхен, оттуда с целой толпой наших сюда, в Венецию и Посаньо, и уйдет через день или два, опять один — о, несомненно, один! — в Рим и Флоренцию. Он получит, что ему следует, от этих распущенных, озверевших, бессердечных разбойников!.. Мы знаем, что он называл так всех нас; ну, разве Шрам озверевший, хотел бы я знать? Разве я бессердечный?
Готлиб. Ну конечно, ты несколько бессердечен; потому что, если даже Юлий и нахал, как вы решили, все же только за это нахальство вы смяли — как это говорят? — цвет его жизни. Разве нельзя было устроиться иначе? Эти любовные письма, ну, как это говорят… я не могу смеяться над ними.
4-й студент. Потому что ты никогда не читал наших подложных писем, на которые эти и были ответом.
Готлиб. Поистине будет страшно, когда он узнает все.
4-й студент. В этом-то и шутка. Но надо было присоединиться к
нам с самого начала. нет сомнения, он любит эту девушку, любит модель,
которую мог бы нанимать по часам.
Готлиб. Смотрите сюда! «Он привык, — пишет он, — иметь вокруг себя женщин Каковы, каменных, и земных женщин, из плоти; вторые настолько же ниже, насколько первые выше, чем стремленья его души: но теперь он получит настоящую…» Вот, вы опять смеетесь! Уверяю вас, вы сотрете самую росу его молодости.
1-й студент. Шрам (выньте кто-нибудь ему трубку изо рта), потеряет Юлий росу своей молодости?
Шрам. Ничто заслуживающее быть сохраненным не теряется в этом мире: посмотри на цветок — он постепенно опадает, сослужив свою службу и прожив свое время; но за ним следуют плоды, и где было бы место цветку, если бы он сохранился? Столько же смысла утверждать, что глаз больше не в своей орбите, потому что самый первый его любимец, на что он ни любил бы смотреть сначала, умер и похоронен, как утверждать, что какая-нибудь привязанность по теряна для души, если первый ее объект, что бы ни удовлетворяло его случайно, в свое время замещен. Продолжай смотреть духовными или телесными очами, и ты скоро найдешь нечто достойное взгляда! Пусть мужчина перестал удивляться женщинам! Будут мужчины, мертвые и живые, которым он может удивляться. Он перестал удивляться мужчинам! Он будет удивляться Богу: и способность удивляться может быть в то же время достаточно стара и при туплена по отношению к первому своему объекту и все же достаточно молода и свежа, поскольку это касается нового. Таким образом…[4]
1-й студент. Суньте опять Шраму трубку в рот! Вот видишь! Этот Юлий — несчастный гуляка. О, я наблюдал на днях его времяпрепровожденье в Посаньо! Галерею Каковы ты знаешь? так он сначала идет решительно мимо целых десятков великих произведений, не удостоив их даже взглядом, останавливается прямо перед Психеей и не может покинуть своей старой знакомой, не кивнув ей одобрительно. «Ну, как вы на новом месте, красавица? Так ведите же себя здесь так же хорошо, как в Мюнхене. Я смотрю за вами!» Потом он нарочно останавливается перед незаконченной Pieta и проводит полчаса неподвижно, пока вдруг не срывается и не сует свой нос прямо в группу; этот жест доказывает, что единственный пункт, который он не вполне усвоил в технике Кановы, — известный метод употребленья сверла при сочленении коленного сустава, — и это также он наконец понял! Прощай поэтому, бедный Канова, — чья галерея не должна больше удерживать его преемника Юлия, нового мыслителя в мраморе!
5-й студент. Скажи ему о женщинах, переходи скорей к женщинам.
1-й студент. Ну, и в этом отношении он бы чересчур надменен. Как можем мы не быть (говорил он) бедными чертями, лелея такие унизительные привычки? По крайней мере, он не станет валяться в этой грязи: он будет ждать и полюбит лишь в назначенный срок, а пока обойдется одной Психеей. Ну, случилось, что я услышал об одной молодой гречанке — настоящей гречанке — девушке из Маламокко, чистейшей островитянке, надо вам знать, с альцифроновскими «волосами, как морской мох», — Шрам видел! — белой и тихой, как виденье, и не старше четырнадцати лет, — дочери Натальи, как та клянется, — этой ведьмы Натальи, помогающей нам при моделях за три лиры в час. Мы выбрали эту девочку в героини нашей шутки. Вот, сначала Юлий получает надушенное письмо — кто-то видел его Тидеуса в академии, и моя картина ничто в сравнении с ним — искренний поклонник умоляет его продолжать работать — скоро даст о себе знать (Паулина, моя маленькая приятельница из Фениса, дивно переписывает). В нужное время таинственная корреспондентка дает некоторые намеки о своих особых прелестях — бледные щеки, черные волосы — словом, все, что поразило нас в нашей модели из Маламокко; мы сохранили также имя, Фина, что в переводе значит морской орел. Теперь подумай, Юлий видит, что такое существо отличило его среди нашего стада. Уже в самом первом ответе он предлагает жениться на своей поклоннице, и представь себе нас получающими и отправляющими наши письма два или три раза в день! Я придумал главные из них: родственники мешают… необходимо соблюдать тайну… одним словом, согласен ли он жениться на ней на веру и заговорить лишь тогда, когда они будут связаны неразрывно? Шт… шт… вот они идут!
6-й студент. Оба! Ради Бога, говорите тише, говорите про себя!
5-й студент. Смотрите на жениха! Половина его волос взбита, другая половина, над
