Гентару с Фламером обо всем. Штелер уже корил себя, что пошел по легкому пути и, позарившись на коммуникационную сферу, так глупо угодил в западню.
Внезапно снаружи донеслись шаги: сначала едва различимые, а затем все громче и громче. Как ни странно, пришедший за ним, а может, и за кем-то еще тюремщик был один. Зловещая поступь стихла где-то совсем близко, скорее всего, перед его дверью. Аугуст не только замер на месте, но и затаил дыхание, в голове судорожно забилась надежда на побег. С одним-двумя охранниками он сумеет справиться даже голыми руками, на это моррон и рассчитывал, притаившись сбоку от двери. Как только тюремщик войдет, барон на него набросится и задушит еще до того, как беспечный недотепа обнажит оружие.
Снаружи призывно зазвенела связка ключей, затем заскрежетал металл в замочной скважине, и наконец-то заскрипел тугой, видимо давно не смазываемый засов. Дверь дернулась, слегка приоткрылась. Аугуст приготовился для броска, но охранник, то ли нутром почувствовав опасность, то ли просто неожиданно повредившись в уме, так и не вошел. По тюремному коридору вновь загрохотали кованые каблуки, а затем наступила тишина, как ни странно напугавшая моррона. Реальная жизнь все больше и больше походила на только что виденный сон. Кто-то открыл дверь, кто-то выпускает его на свободу, и опешившему моррону оставалось только догадываться, с какой целью.
Глава 12
В когтях ястреба
Похвально, когда палач жалеет жертву, а тюремщик радеет о здоровье узников. Штелер открыл дверь и тут же чуть не споткнулся о собственные сапоги, заботливо выставленные у порога. Неизвестный освободитель, которого барон, конечно же, уже не увидел, положил на каменный пол перед дверью темницы еще одну важную часть конфискованного гардероба, а именно штаны, хоть и запачканные зеленью и все от пояса до колен в мелких крошках древесной коры – следах столкновения с многорукими стражами, – но зато очень теплые. Такая забота была как нельзя кстати. Поспешно облачающийся барон мысленно поблагодарил таинственного доброжелателя, но в то же время и пожурил его за то, что тот поленился или не догадался заодно уж прихватить плащ, камзол и ремень с перевязью, которые явно хранились там же, где и возвращенные трофеи.
Коридор узилища был темен и пуст, а со стороны винтовой лестницы, ведущей наверх, не доносилось ни звука, кроме мерного потрескивания едва горевшего факела. Определенно, у графа Норвеса водилось немало врагов, по крайней мере, в его домашней темнице было с дюжину камер. Все дубовые двери были заперты на крепкие засовы, но, к счастью, решетка, преграждавшая путь к лестнице, была не только открыта, но и распахнута настежь, как будто моррона весьма деликатно и уважительно приглашали прошествовать наверх и вернуть себе свободу. Такое радушие не могло не насторожить, но Аугусту не оставалось ничего другого, как только принять странное предложение. Все-таки не веря в искренность намерений таинственного благодетеля, барон осторожно прокрался к лестнице, ожидая какого-либо каверзного подвоха. В любой миг на него мог обрушиться потолок или под ногами открыться потайной люк. Не исключал барон и возможности, что вот-вот распахнется одна из дверей и ему предстоит новая схватка или с одетым в древние латы симбиотом, или с огромным намбусийским львом, или с кем-то еще, клыкастым, зубастым и чрезвычайно голодным. Тюремщики во все времена питали слабость к кровавым развлечениям, в особенности если пленника следовало умертвить жестоким и мучительным способом. У графа Норвеса накопился к нему большой счет, однако наверняка имелась и потребность в допросе. Это немного успокоило Аугуста, но не настолько, чтобы он перестал всматриваться в темные углы плохо освещенного помещения и прислушиваться к каждому шороху. За время, пока он спал, ситуация могла измениться, баронесса чудесным образом найтись и, следовательно, необходимость в допросе с пристрастием отпасть.
Стараясь бесшумно ступать вновь обретенными сапогами по каменным плитам пола, Штелер подобрался к лестнице и осторожно взглянул в темноту уходящего ввысь проема. Конечно, куда проще было снять сапоги и пройти весь путь босиком, но моррон так промерз, что не собирался подвергать свое тело новому испытанию сыростью да холодом.
Вверху никого не было, по крайней мере, так пленнику показалось, и он, резонно рассудив, что в любом случае должен подняться, стал осторожно продвигаться наверх, где, как выяснилось, его действительно не поджидал неприятный сюрприз – кинжал или удавка в руках палача. Лестница вывела к двери, за которой находился небывало широкий коридор, расходящийся в дальнем конце на два рукава правильной буквой «Т». Здесь не имелось ни дверей, ни окон, но зато было светло как днем, частично из-за света более десятка горевших лампад, но большей частью потому, что местами потолок вовсе отсутствовал, вместо него вверху виднелись толстые прутья решетки, над которыми шумела листва уже плачевно знакомых моррону деревьев-стражей. Дивясь, какой же сумасшедший зодчий додумался построить эту нелепую темницу, барон прошествовал до конца длинного коридора и остановился точно на развилке. Проход, ведущий направо, был относительно недлинным, хорошо освещенным и заканчивался широким проемом без двери, за которым виднелись все те же оживающие деревья и находившаяся примерно в двадцати-тридцати шагах от выхода из темницы ограда парка. Там был путь к свободе, путь к спасению. Штелер непроизвольно сделал шаг в сторону проема, но тут же остановился. «Игры, опять эти проклятые игры! – появилась в голове у моррона тревожная мысль. – Не может быть, чтобы меня выпустили так легко… Здесь кроется какой-то подвох. То ли деревья опять облапают, то ли сторожевые псы порезвятся, за мной гоняючись, то ли хозяин дома решил устроить веселую охоту. Засел где-нибудь поблизости с подвыпившими гостями и, как только я на просторах парка окажусь, тут же начнут по мне из охотничьих ружей палить… Отпустить все равно не отпустят, но всего свинцом усеют. Во, удивятся же Его Сиятельство и остальные мерзавцы, когда мелкая дробь из спины у меня полезет!»
При воспоминании о том, как это бывает болезненно, когда поврежденные мышцы срастаются и выталкивают наружу мелкие инородные предметы, барона непроизвольно передернуло, и он, не то чтобы специально, скорее по педантичной привычке все доводить до конца, взглянул и в другую сторону коридора. Там тоже был коридор, но только более длинный и заканчивающийся закрытой дверью. Заперта она была или нет, моррон не знал, но решил проверить.
Дверь поддалась легко, открылась без усилий и даже малейшего скрипа, но вот за нею не было ни коридора, ни комнаты, ни даже узенького прохода, только небольшое пустое пространство, посреди которого стоял низенький стол, а на нем… (Штелер не поверил глазам) лежал его меч. Не то противное и глазу, и руке убожество, с которым он ходил в течение последних дней, а ЕГО меч; меч, по нелепой случайности и похмельной забывчивости оставленный на лесной поляне. Соблазн вновь обрести заветное оружие был велик, и Штелер даже не пытался с ним бороться. Он подошел к столу и взял в руки клинок, расставание с которым было чуть менее болезненным, чем с любимой женщиной. Пока он держал на весу меч и любовался блеском его гладко отполированного лезвия, все было в порядке, но как только ладонь моррона коснулась рукояти, произошло то, на что беглец никак не рассчитывал. Дверь за его спиной внезапно захлопнулась, и из-за нее послышался скрежет засова. Больше всего угодившего в ловушку пленника поразило то, что с наружной стороны двери засова-то как раз и не было. Затем комнату слегка тряхнуло, и раздался грохот, в пустом коридоре что-то пришло в движение. Взяв на изготовку меч, барон встал в оборонительную позицию и начал озираться по сторонам, готовый к любому сюрпризу. Неизвестно, какая изощренная казнь, какое изуверство могло прийти в голову решивших немного «поиграть» тюремщиков.
Вскоре леденящие сердце звуки стихли, и кто-то снаружи отпер засов. Ничего особенного не произошло, из гладких каменных стен не выскочил ни противник, ни зверь, а высокий потолок не обрушился на голову пленника. Наступила абсолютная тишина. Уже ничто не предвещало беды, но барону было все же не по себе. Наверное, с минуту он стоял на месте, просто прислушиваясь, но слышал лишь биение собственного сердца да треск пламени единственного факела, освещавшего его новую темницу, в которой вроде бы его никто и не держал, но которую он опасался покинуть.
Наконец-то он решился… Левая ладонь пленника медленно легла на круглую дверную ручку и осторожно потянула ее на себя, естественно, из правой руки моррон не выпускал рукоять приготовленного к бою меча. Дверь поддалась, так же беззвучно отъехала в сторону, и удивленному взору барона предстал коридор… все тот же, но одновременно и изменившийся до неузнаваемости. Кто-то могущественный свершил то, что было не по силам даже самому плечистому силачу. Он раздвинул стены коридора в стороны и тем самым увеличил помещение в два, а то и в три раза. Собственно, теперь это уже был не коридор, не длинная, вытянутая буква «Т» из железа и камня, а правильной формы квадрат без малейшего намека на
