Я вспомнил детенышей в акульем брюхе и понял, что мне еще не раз придется с ужасом, жалостью и состраданием вспоминать этих незадачливых детей природы, как бы воплощающих принцип борьбы за существование. Неужели только так могла возникнуть и существовать земная жизнь?
…Я различил плывущих мне навстречу водолазов.
4
Мне не хотелось видеть ее такой — с печальной складкой между бровей, с дрожащими губами. Ее глаза блестели сухо и остро, хотя для нее сейчас лучше было бы дать волю слезам. Эти глаза не останавливались ни на ком из окружающих, кроме меня. И всякий раз в них вспыхивали искорки надежды. Надежды на что? Никто не может оживить ее мужа. Утешать я тоже не умею. Впрочем, она ждала не утешения. С самого начала нашего знакомства, с того момента, когда мы впервые увиделись, она что-то вспомнила и хотела, чтобы вспомнил и я. Но что я мог вспомнить, если увидел ее впервые. Впервые ли? Временами мне начинало казаться… Стоит ли обращать внимание на то, что кажется, если оно не подтверждено фактами? Нет, не стоит. Надо следовать этому принципу, твердо установленному для себя.
Я думал о «чудовище» и о том, чем оно оказалось на самом деле. Жителей подводного города подвели два противоположных качества, уживающихся, как ни странно, вместе: избыток и недостаток воображения. Их страшили придуманные ими «ужаснейшие» монстры, и они не могли вообразить чудовища, сконструированного природой из обычных водорослей. Поэтому они преспокойно проплывали мимо покоящейся горы переплетенных водорослей. Точно так же другие люди селятся возле дремлющего вулкана…
Я дотронулся кончиками пальцев до округлого плеча женщины:
— Мне пора, Людмила Борисовна…
Я приготовился встретить ее взгляд, но она только ниже опустила голову:
— Вы не могли бы остаться здесь еще немного? День, два…
— Зачем? Жителям города больше не угрожает опасность.
Ее тон противоречил словам:
— Вы правы.
Она согласилась с моими доводами:
— Прощайте. Вас ждут большие дела.
Фразы были логичны и справедливы, но мне решительно не нравился тон, которым они были сказаны Что-то, похожее на сожаление, шевельнулось во мне. Неужели придется выполнить ее просьбу, чтобы побыть здесь «еще немного» — два дня? Зачем? Нет, в этом отсутствует логика.
— До свидания, Людмила Борисовна. Может быть, еще встретимся.
Тогда я не думал, что мои слова могут сбыться, — просто вспомнил в тот момент пословицу о горах, которые не встречаются, и о людях… Кстати, горы тоже могут встречаться во время больших землетрясений…
— До свидания, — прошелестел ее голос, и вдруг мне показалось, что подобное со мной уже случалось, что я слышал когда-то очень давно ее голос с такими же интонациями. Включил СВК: треугольник идеально равнобедренный — значит, серьезных аномалий нет. Но в памяти нет информации о встречах с Людмилой Борисовной до посещения подводного города. Имеет ли все это отношение к тайне, которую я не могу разгадать?
Неожиданно я поймал себя на том, что стараюсь не думать о Людмиле Борисовне. Вот еще новости! Значит, мне хочется думать о ней. _Хочется думать о ней? Почему? Почему? Ведь равнобедренность треугольника не нарушена_…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПЛЕМЯ
1
Я добрался до материка и продолжал путь по суше. Меня подстегивало уже не только задание Михаила Дмитриевича и стремление проникнуть в Тайну. Пробудилось любопытство — жгучее, несокрушимое. Мне хотелось больше узнать о событии, а о нем рассказывали золотые таблички, найденные в трюме затонувшего галиона: о боге Аамангуапе, о древнем народе, — подтвердить или опровергнуть возникшие у меня гипотезы. Для этого надо было прежде всего добраться в края, о которых рассказывало послание царя. Но дорога туда была дальней, а то же самое любопытство, которое толкало и вело вперед, частенько задерживало в пути…
…На краю большой поляны несколько десятков людей построились в круг. На них почти не было одежды, если не считать набедренных повязок из листьев у нескольких женщин. Потом я узнал, что эту «одежду» носят лишь невесты. В Центре круга находился старый человек. К его ногам были привязаны большие раковины. Он раскачивался из стороны в сторону и пел что-то заунывное. Я хотел подобраться поближе, чтобы различить слова.
Вот старик начал подпрыгивать, раковины застучали, будто кастаньеты. Поскольку звуки были громкими и четкими, я предположил, что в привязанные к ногам раковины вложены камни. Старик завертелся волчком и в изнеможении упал на землю.
И тотчас круг распался на три части. В одной были только мужчины, в другой — молодые женщины в набедренных повязках, в третьей — мужчины и женщины разных возрастов.
Конечно, никто не мешает мне наблюдать жизнь племени издали. Однако хотелось познакомиться с этими людьми поближе. Как лучше это сделать?
Я вспомнил книги об ученых-исследователях: историках, археологах, биологах. Знакомство с новым племенем все путешественники начинали с подарков. Значит, и мне нужно в первую очередь подобрать подарки для племени. Но какие именно? В моем вещмешке имелись предметы, которые вряд ли смогут пригодиться этим людям. Разве что… кусок мыла…
Я достал его, разорвал обертку, подбросил на ладони. Да, пожалуй, это подходящий подарок. К тому же, я проверю их смекалку: поймут ли они его назначение? К мылу присоединю плитку шоколаду, немного семян риса и сорго.
На рассвете я отнес дары на поляну и разложил их на видном месте. Сам же взобрался на дерево и приготовился наблюдать.
…На поляне показалось несколько молодых воинов. Они почти одновременно заметили дары и бросились к ним, Отталкивая Друг друга. Самый ловкий из них уже протянул руку к мылу, но тут же с испуганным криком отдернул ее. В чем дело? Ему что-то показалось или он, хитрый, отпугивал соперников?
Как бы там ни было, никто из воинов не притрагивался к дарам. Они только кружились вокруг них, оживленно жестикулируя и обмениваясь хриплыми восклицаниями. Так продолжалось, пока на поляне не появились мужчины постарше. Один из них, высокий и крепкий, с властными жестами, видимо, вождь, решительно направился к дарам, схватил плитку шоколада, разломил ее, понюхал… Затем он подошел к старому засохшему дереву, отодрал от него кусок коры, сравнил с шоколадом. Подняв то и другое высоко над головой, чтобы видели соплеменники, он как бы приглашал их убедиться, что незнакомое вещество — просто-напросто кора дерева. А затем пренебрежительно швырнул кору и шоколад в заросли.
Та же судьба постигла семена риса и сорго, вероятно, вождь принял их за личинки насекомых.
А вот мыло ожидала совсем другая участь. Оно было не похоже на все, с чем сталкивался дикарь, и
