спиной, что он слышал? Не «Папа!», а «Вы!»… До нее доносятся шаги бегущих по лестнице людей, – там не только Джонни. Мальчик мог крикнуть «Вы!» только человеку, которого узнал, вероятно, Эду Херси, именно так…
Диана швыряет головню на свою кровать. От тлеющих угольков загорается простыня; сначала тонкий материал дымится, потом кверху вздымается язык пламени. Тобес бросается на кровать в отчаянной попытке затушить этот новый очаг пожара. Волосы его вспыхивают. Он как сумасшедший кружит по комнате, держась обеими руками за голову, кричит. Вдруг, поскользнувшись на чем-то, падает. Это всеми забытая палочка для еды. Диана тоже падает, зная, что внизу, у пола, дыма меньше. Ее руки нащупывают палочку. Объятая пламенем голова Тобеса неподалеку от нее. Он хрипло дышит, рот его приоткрыт. Она хватает обеими руками палочку, приподнимается в клубах дыма, держа палочку над головой – и бросается вперед…
Палочка, вонзившись во что-то мягкое, уходит в глубину, сквозь язык, глотку, гортань… Она прикончила его… Выполнила задуманное.
Кто-то хватает ее за плечи. Тащит за собой на площадку – прочь от этого мерзкого вороха одежды на полу ее спальни. Сильные руки поднимают ее. Сквозь клубы дыма она видит лицо: это Эд.
Его пылающие гневом глаза ослепляют ее. Конечно, он слышал ее «исповедь». Да еще и письмо Тобеса… Страшное предательство. Поцелуй Иуды.
Она вырывается, сопротивляется.
– Я могу идти сама! – кричит ему.
Он берет ее за руку и ведет по площадке. Он хочет спасти ее; но это означает – арестовать. Так что же? Ее объятый пламенем дом достигнет теперь зенита своей славы, как огненный шар устремится он в небо. И что такое справедливость, разве это не вечный покой?
Она задыхается, дым забивает горло и нос. Ядовитый дым. Это не дым костра. Пластик, полиэтилен – все это образует смертельную, дьявольскую смесь.
Жар становится уже невыносимым, обжигает кожу. В первый раз она поддается панике. Снопы искр пробиваются сквозь половицы, она ощущает под ногами страшную власть огня.
Ступеньки трещат, рассыпая вокруг желтые, оранжевые и красные обжигающие брызги. Одна за другой исчезают ступеньки в языках пламени, словно некий режиссер проводил замедленную съемку величественной финальной сцены…
Выход отрезан.
Они понимают, что их ждет. Эд на три ступеньки впереди – стоит лицом к преисподней. Правой рукой защищает глаза, а левой прижимает ко рту платок. Теперь ей виден коричневый конверт, торчащий из внутреннего кармана его пиджака. Это тот самый, который Лео передал ему у дома Тобеса. «Я собирал факты. Все записал и послал отчет детективу Херси».
Эд поворачивается к ней лицом. Она знает, что он решил: через дом не пройти, прыгать в окно. Но вот пламя уже лижет его ноги. Эд что-то кричит. Загораются отвороты его брюк. Он топает ногами и жестом велит ей бежать.
Она не оставит его!
Эд бросает взгляд через плечо: огонь приближается. Он тянется к ней, но почему-то, несмотря на все ее усилия, их руки не встречаются. Вот-вот их пальцы соприкоснутся, еще немного, еще одно усилие… но тут Эд поскользнулся, покачнулся – упал…
Последнее, что она видит, Эд стремительно летит в ярко-желтое пространство; руки и ноги раскинуты в стороны; он похож на темную звезду, обрамленную огненным светом. Потом он исчезает.
Она отворачивается от обуглившейся лестницы, надеясь найти другой выход. И тут лицом к лицу сталкивается с черной стеной, надвигающейся на нее. Дым поднимается через трещины в полу, вытесняет воздух. По лицу ее струится пот. Она почти ослепла, она не может найти выход. Падает на четвереньки. Все плывет перед глазами. Легкие ее обожжены, к горлу подступает тошнота. Она отрывает ладони от раскаленных досок, нет больше сил выносить этот жар. Рокот пламени все ближе.
И не умолкая, звучит музыка, звучит где-то впереди. Диана ползет, эти звуки служат ей ориентиром; она старается двигаться быстрее, как можно быстрее проползти по раскаленному полу. Но вот Вагнер умолкает. Еще секунду назад – гром барабанов и трубные звуки; и внезапно – тишина; слышен лишь рев огненного демона у нее под ногами.
И вновь подступает тошнота… Это ужасно. Смерть жестока. Она выворачивает наизнанку ее внутренности, каждый вздох приближает ее к грани беспамятства, глаза закипают в глазницах. Теперь Диана лежит ничком, уронив голову на доски, и зловоние, которым она дышит, – запах обожженной плоти. Ее собственной.
Она в самолете.
На борту пожар, и самолет стремительно падает вниз. Диана пробирается по проходу между рядами, стараясь пробиться к кабине пилотов. Клубы ядовитого черного дыма проникают в легкие, вызывая тошноту. «Мама! – кричит она. – Мама, помоги мне!» Ей приходится карабкаться наверх (странно, потому что самолет падает), каждый дюйм кажется ми́лей, сердце готово вырваться из груди, в глазах темнеет. Сквозь дым она видит: дверь кабины открывается. Кто-то выходит оттуда. Кто-то ужасный. Диана падает на спину. Этот некто подходит к ней. Она – определенно это женщина – смерть Дианы и ее рождение.
Душа Дианы отлетает от тела и глядит на него сверху. Глядит на обнаженное, белое, как алебастр, тело; руки скрещены на груди, как у скульптуры на средневековой гробнице. Глаза закрыты. Но вот она садится. Страшное, безжизненное лицо – ее лицо, – оно все ближе и ближе…
Со стоном лопаются стекла. Осколки впиваются в губы, осыпаются на волосы; она шевелит руками, и руки ее кровоточат.
– Диана! Диана!
Голос приближается к ней по длинному извилистому коридору, она узнает его.
– Лео, – хрипит она, – сюда…
Он вскарабкался по приставной лестнице к большому круглому окну, туда, где стояла стереосистема, и пробился к ней; вот он перебрасывает ее через плечо. Они уже на приставной лестнице; голова Дианы болтается у него за спиной. Невыносимая боль, голова ударяется о ступеньки – бум, бум, бум… Лео едва не роняет ее, когда они добираются до земли; потом он бежит. Треск, а затем – невероятный грохот: у-у-уф! Они распростерлись на земле, Лео лежит на Диане; ее лицо в грязи и копоти, и нечем дышать. Но она жива.
Диана жива.
Это мог бы быть Эд – первая сознательная мысль, когда Лео откатывается от меня. Эд Херси мог стать моим избавителем, он помог бы мне справиться с приступами страха, которые постоянно терзают меня, помог бы мне избавиться от них. Никогда не узнаю этого наверняка; но одно знаю точно: хотела спасти его из огня и даже не думала о тех последствиях, которыми обернулось бы для меня его спасение; это – любовь. Я способна на настоящую любовь. Скоро буду вспоминать это горестное, скорбное лицо и оплакивать его. Не сейчас. Сейчас все не важно. Все, кроме Джонни.
Джонни прибежал туда, где я лежала, и сказал мне, что я очень смелая и что он хотел бы, чтобы я заменила ему мать. Держал за руку, когда меня прикрывали одеялом, и говорил: «О Диана, я так рад, так рад, что вас спасли. Спасибо вам, что вы спасли меня, спасибо вам!»
Я приподнялась и погладила его по щеке, мы оба задрожали, а потом залились слезами.
«Эд вывел меня, – сказал Джонни, когда немного успокоился. – Он стоял на площадке. Сбежал со мной вниз, вывел за дверь, а потом вернулся обратно. Его пытались остановить, но он сказал, что должен вывести вас».
«Тобес был сумасшедшим, правда? – спросил Джонни немного погодя. – Я про все те гадости, которые он говорил о вас: что вы убивали людей».
«Он был сумасшедшим, да».
«И вам пришлось притворяться и поддакивать ему, а то он ни за что не позволил бы мне уйти?»
Он крепко обнял меня, забыв про мои ожоги, и я закричала. Когда боль немного утихла, я заметила тех, кто стоял позади Джонни, и улыбнулась. Майк с Николь держались за руки. Майк поцеловал Николь в щеку, но он ни на секунду не спускал глаз с Джонни; и я поняла, что мальчика любят.
