холодом обдало: а если уйдут бандиты?! Стоит ему теперь бежать, как Василий сразу распорядится уходить с этого места, а то и вообще двинет за Амур. Рассчитывать на то, что бегство долго не обнаружится, невозможно. И Стахеев сказал:
— Не-ет, не могу я вместе с тобой.
— Почему? — недоуменно спросил Дмитрий.
Но Иннокентий вместо ответа сам задал вопрос:
— Что ж теперь, в улусе собираешься отсиживаться?
— А куда деваться? За то, что мы здесь натворили, добра не жди… На войну, может, попроситься?
— Хочешь заработать прощение? — напрямую спросил Стахеев.
— Что надо делать? — В голосе Дмитрия затеплилась надежда.
— Если ты уйдешь, Василий может перебраться отсюда. Где остановится через несколько дней — не знаю. Может, меня уже не будет. Ты должен запомнить главное: он знает километраж от райцентра до каждого прииска, и это почему-то позволяет ему подстерегать машины…
Уже смеркалось, когда снаружи послышались возбужденные голоса, какой-то непонятный шум. Стахеев приник к двери, но ничего не смог разобрать.
— Тащите его в землянку! — раздался повелительный бас Кабакова.
Дверь распахнулась, и на фоне густо-синего закатного неба стали видны несколько силуэтов. Через мгновение кто-то мешком упал на лапник.
— Завтра выкопаете для него особую яму, а сегодня пусть ночуют вместе, — говорил Кабаков. — Стеречь пуще глаза.
Дверь закрылась. В полутьме Иннокентий с трудом различил нового пленника и чуть не вскрикнул от удивления — это был Шаман.
— Что смотришь? — подняв голову, спросил тот. — Думаешь, я тоже удрать хотел?
— Да никуда я не собирался сбегать, — возмущенно начал Стахеев.
— Все равно нам обоим конец, — убежденно сказал Шаман. И, помедлив, добавил: — Если не сумеем выкарабкаться.
Стахеев слушал его правильную речь и все больше убеждался, что Шаман не простая птица. Осторожно спросил:
— А вас за что так?
— Да потому что жулик этот твой Кабаков. По его приказу связного убили, а меня он сюда засадил, сказал, что заставит нужные ему донесения подписать… Подлец, ворюга!..
— Извините, не знаю, как вас звать-величать…
— А-а, — отмахнулся Шаман. — Какое это имеет значение… Впрочем, если угодно, меня зовут Бо Фу, я офицер маньчжурской армии. Служил при штабе атамана Семенова… Удивляешься, что я тебе все это говорю?
— Да нет, — Иннокентий пожал плечами.
— Я хочу, чтобы ты понял: никакого смысла нет связываться с уголовником. Поможешь мне — получишь все. Через несколько месяцев, если я захочу, ты будешь городским головой Хабаровска, Владивостока, где пожелаешь…
— Это как же?…
— Неважно… Делай то, что я скажу…
— Ну нет, я так не согласен. Вы моего товарища бог знает в чем обвиняете, а я вам должен на слово верить, — с обидой в голосе сказал Стахеев.
— Да пойми ты, твой Кабаков — преступник. Его и красные расстреляют и наши, когда придут, повесят. Он всю операцию сорвал…
— Ничего не пойму.
Бо Фу надолго замолчал, тяжело вздыхая, ворочался на лапнике. Потом с отчаянной злостью заговорил:
— Все равно выбирать не приходится… хоть легавый ты, хоть нет. Нет, так поможешь — если твое будущее тебе дорого… Наша группа не только золото должна брать, ее основная задача — создать склады продовольствия и одежды… чтобы обеспечить базу для более крупных сил, которые придут по нашему знаку из-за Амура…
— Семеновцы?…
— Я и так слишком много сказал тебе… Василий рисковать не хочет, поэтому старается как можно меньше работать по дешевому товару — так он сам говорит… Можно считать, что операция сорвана… если мне не удастся отсюда вырваться.
— Что же делать?
— Если тебя выпустят… — Бо Фу многозначительно умолк.
— Выпустят, конечно. Меня проверять нечего, все чисто.
— Тогда попытайся уйти. Добирайся до прииска Второй Пикет. Там есть двугорбая сопка. В седловине растет одна-единственная сосна. Ее надо срубить.
— Опять ничего не пойму.
— Эту сопку видно в бинокль из-за Амура. Сруби сосну и возвращайся сюда. Через день здесь будут мои люди, много людей — они ждут знака. Тогда проси, что хочешь…
Их разбудила стрельба, крики, дробь конских копыт. Дверь рывком открыли, и в землянку с факелом в руках ворвался Желудок. За ним виднелись заспанные лица бандитов.
— Оба здесь? — удивленно пробормотал конопатый. — Так кто ж это сб?г?
И бросился назад, с грохотом захлопнул дверь.
Стахеев и Бо Фу не сомкнули глаз до утра, вслушиваясь в то, что происходит снаружи.
С первым светом застучали копыта, в тишине зазвенели голоса.
— В камыши к озеру, подлец, рванул. Там посередине рыбаки невод выметывали…
— Подпалили камыши с двух сторон. Как понесет огонь!..
— Испе-екся! Что зайца зажарили…
— И чего он, паскуда, в бега ударился?…
— Ну, Шестой, ну, тихоня… Вот и узнай, от кого что ждать…
Стахеев понял, что попытка Дмитрия бежать не удалась, и, ничком улегшись на лапник, приготовился к самому худшему.
В кабинете Боголепова снова собрались все члены штаба ББ и Нефедов. Начальник райотдела рассказывал:
— Четыре часа прошло, пока старик до телефона добрался да нам позвонил… Нашли-де обгорелого мужика в камышах. Пока в лодке везли, помер. Только и разобрали из его предсмертных слов: 'Кеша сказал: Кабаков километраж знает'.
— М-да, задачка… — Вовк скептически посмотрел на стол, посреди которого белел лист с короткой — в две строки — записью. — Что это, скажите на милость, значит: 'Кабаков знает километраж'? Какой километраж?
Воцарилось тяжелое молчание.
— А все же тут что-то есть! — наконец сказал Нефедов. — Надо шевелить мозгами…
Жуков только хмыкнул, как бы говоря: это младенцу понятно. А Гончаров с мучительной гримасой сжал ладонями виски и склонился над запиской. Через некоторое время в раздумье заговорил:
— Я думаю, Стахеев и сам не знает больше того, что поручил передать орочену.
Все недоуменно воззрились на начальника штаба.
— Да-да, он узнал этот факт и сообщил нам, чтобы мы кумекали, искали, шевелили этими самыми, — Гончаров покрутил пальцем у виска.
— Но что за километраж имеется в виду? Откуда и докуда? — с беспомощной улыбкой спросил
