благородное… аристократическое что-то слышится…
– Ты нас не видишь, зато мы тебя – каждый день! – дородная тетя Ксана ленинским жестом указала на рекламный плакат. – Ага, куда ни повернись, всюду наша красотка! «Анастасия Арефьева, мега-звезда „Цирка Дю Солей“, всего четыре выступления в Москве»… Ты нам пару билетиков застолбишь?
– Ах, тетя Ксана, за что меня так обижаете? Хоть каждый день приходите!
– А ты, дочка, небось, не знаешь, почем на ваше представление билеты продают? Нам твой муж сказал, что только по блату раздавали!
Вцепившись друг в друга, кое-как выкатились из здания аэропорта, впихнулись в машину.
– Мама, дело не в блате. Марк пытался вести переговоры, он хотел организовать турне, но нам не окупиться здесь. Слишком все дорого везти, ведь не я одна. Чтобы было рентабельно, Марк хотел собрать целую труппу, тогда пришлось бы фрахтовать самолеты, а в России нужны грузовики. Шапито осенью ставить негде, холодно, аренда дорогущая, все хотят взятку, каждый придурок деньги просит. В результате у него получилось, что только Москва и Питер, даже на Урале билеты не отбить…
– Выходит, турне не будет? Стало быть, до Киева не доедешь? – загрустили родственники.
– Четыре выступления здесь, и то за счет двух корпоративных вечеров, – подвела невеселый итог Настя. – Не нужны мы тут пока…
– Еще как нужны! – хором возопили тетки. – Засиделась ты там у себя, в Америках… Вон, погляди, как купечество зажигает! Им теперь все можно. Артисты теперь для них на головах ходят, как медведи дрессированные! Захотят – цирк твой с потрохами купят!
Настя не спорила. Гладила мамину руку, невпопад отвечала на сотни вопросов, а сама жадно вглядывалась в пестрое мелькание. Москва за семь лет преобразилась, точно встряхнул крыльями гадкий утенок. Встряхнул грязными прокисшими крыльями, но окончательно окраску сменить не успел, застрял в вечном перевоплощении. Радужная толпа текла по вечно вскопанным тротуарам. Английские надписи почти вытеснили с фасадов кириллицу. По унылым панельным стенам змеились огни реклам. На обшарпанных дорогах теснились хромированные морды немецких авто. В сполохах супермаркетов бродили нищие старухи. Вечными пирамидами рвали небо сталинские высотки. Из переполненного автобуса люди смотрели мертвыми глазами. В соседнем «порше» тискалась молодежь, раскуривали трофейный «Ротманс».
– Как тут все… стало… – Настя не сразу смогла выразить свое отношение. После организованных Штатов этот город обещал непредсказуемую удаль, колоссальный успех и не менее глубокое падение. – В Америке каждый день показывают русских бандитов, кровь. Неужели так стало опасно? Прямо на улицах стреляют?
– Нэхай москали друг друга шмуляют, – высказалась тетя Ксана.
– Мы тебя одну никуда не отпустим. – Тетя Галя развела кипучую активность. – После девяти лучше никуда вообще не ходить. Побудем в отеле вместе, пообщаемся. Возьмем билеты в театр. Посетим Третьяковку. Навестим Сидорчуков, Лещенко, Семкиных, они где-то тут…
– Я не смогу в отеле сидеть, – перепугалась Настя. – Какие Сидорчуки? Завтра вечером надо на прием в Канадское посольство. Потом наше выступление. Потом Марк должен прилететь, нас в Барвиху приглашали…
И вовремя прикусила язык. Родственники притихли, слегка придавленные величием заезжей звезды. Сквозь сырую пелену Настя трижды видела себя на плакатах, огромную, с неестественно счастливым ртом, с черной повязкой на глазах.
Раздав подарки, глядя в вывернутый зев чемодана, Настя уверенно заявила:
– Мама, я в гостинице не останусь. Хочу съездить туда… посмотреть, что с нашей квартирой. В конце концов, это мой дом. Так считается, что дом.
– Я с тобой, доню, можно?
Ключ сухо провернулся в замке. Настя вошла, прислонилась к косяку. После американских апартаментов квартирка показалась крошечной, низкой, темной. Сюда приходила какая-то женщина, нанятая Марком, периодически мыла полы, стирала занавески. Мебель казалась неуклюжей, жесткой, угловатой. На полках грустно пылились грамоты, полузабытые призы, свадебные фото.
– Настя…
– Я здесь спала всего два раза.
– Ну и ладно, доченька.
– Мама, вы приедете ко мне жить насовсем?
– А я тебя хотела спросить – когда ты насовсем вернешься?
– Мама, я купила тебе квартиру в Майями. Почему-то обе так и не присели, разговаривали вполголоса, затаившись в дверном проеме.
– Доча, знаешь, что твой отец говорит? Он ведь свою работу больше меня любит, за все годы больничный ни разу не брал, с температурой выходит… Так вот, доча, отец твой говорит. «Задрав штаны побегу в любую Америку, куда хотите, лишь бы внука нянчить».
– Марк пока против детей, мама. Но я же еще молодая, успею.
– Семь лет, как твою свадьбу сыграли, доченька. Каждый день у Бога прошу, чтобы сберег тебя.
– Все хорошо будет, не плачь…
– Так вы не думаете возвращаться? В России, конечно, не сахар, бардак творится. Но все мы тут, все свои. Что ж мы попремся в Америку?…
– Марк настоял, чтобы я продлила контракт еще на два года. Это большая редкость, мама, когда «Дю Солей» так долго работает с артистом. Это надо ценить. Да и что я буду делать здесь?
– Непременно здесь? Домой ты возвращаться не хочешь? Да, да, это тебе скучно, я понимаю…
– В Украине еще хуже, мама. Здесь появился интерес к нашему жанру, здесь хоть что-то слышали о нас. Мама, ты не знаешь, почему так? Почему у нас хвалят человека, только если он привезет кусок славы оттуда, с Запада?
– Я за тебя все время боюсь, снишься мне. Мне мама Леси звонила, подружки твоей. Говорит, что ты еще страшнее трюк придумала, с огнем?
– Не пугайся… дай я тебя поцелую, мамочка. Это со стороны страшно. Мы придумали поджечь канат, на который я прыгаю. Огонь гонится за мной, но не успевает. Канат пропитан специальным составом, он потом разваливается на части. Но к этому времени я уже на площадке, вот и все.
– Ну и славно, если так. – Мама смотрела строго и глубоко. – А давай с тобой выпьем, доча? А то в этой хате больно тихо!
Засмеялись обе.
– Давай выпьем. Надо только вспомнить, где тут рюмки.
Пока спускала ржавую воду, пока резала апельсины, мама неслышно обняла сзади.
– Счастлива ты, доню? Любит он тебя?
– Любит, мама. Ой, мама, я же совсем забыла фотографии тебе показать. Мы там в Мексике, в Перу, там индейцы такие пирамиды выстроили…
– Да шут с ними, нэхай себе строят. Настя, ты меня только не дури. Я ведь чую – что-то не так, мое сердце не обманешь!
«Все не так, мама. Все не так». А вслух сказала:
– Все замечательно, мама.
Глава 31 ХАМЕЛЕОН
Женщин здесь не было. Ни одной.
Мир без прекрасного пола казался чуждым, как марсианский пейзаж, хотя в военной академии барышни тоже встречались крайне редко. Сергей с неожиданной ностальгией вспомнил, как бритые первокурсники толпой бегали в чайную, потому что там якобы объявилась смазливая кассирша, а самые отважные пытались заигрывать с пожилой прапорщицей из санчасти. В армии естественным образом царил мужской дух, но близкое присутствие слабого пола обнаруживалось в каждой мелочи. Девушки поджидали у ворот, присылали фотографии, целовали после танцев.
В «Хамелеоне» женщины отторгались, как биологический вид. Нескольких Кушко все же заметил, гораздо позже. Они как мышки сидели за дальними столиками, в окружении своих спутников, и переваривали свалившуюся на них дозу экзотики.
Стасик плавал тут, как налим в родном пруду. Поцеловался со стриженым пареньком за стойкой, еще
