пароксизм народного испуга на достижение общей победы!
Ну и поехали. Сварог взялся за рычажок, управляющий шторками. Шторки-то небось тоже бронированные, раз мы на броненосце. Три коротких, два длинных…
В луче прожектора черными чертями задергались тени. Под гвалт, визги и хлопанье. Птицы, чтоб им пусто! Пернатые, повинуясь своему идиотскому инстинкту, устремились на яркий свет и принялись самозабвенно носиться в иссиня-белом пучке, словно дети в аквапарке. Три коротких, два длинных… Еще не хватало, чтоб начали долбаться в стекло. И тут же – так сказать, реагируя на мысленную просьбу трудящихся, – некая воронообразная тварь впилилась клювом в прожектор. Но не свалилась замертво Сварогу под ноги, зараза, а каркнула и живехонькой взмыла вверх.
– Водяная смерть, потроха Наваки, вас только не хватало! – от прилива чувств Сварог потянуло ругаться по-местному. – Шило вам под перья!
Три коротких, два длинных… Кто его знает, как справились Клади и Чу, где они сейчас. Оружейной пальбы нет, что непременно сопутствовало бы всеобщему переполоху, и на том спасибо…
Хрясь! В бронированные шторки вмазалась очередная крылатая дура. Еще раз три коротких; два длинных…
А ведь прожектор пашет-то на электричестве! Весьма любопытно, господа хорошие. Чего ж мы про него не слышали? Вроде и покрутились на Атаре, и с умными людьми беседовали, и на распоследнем атарском чуде летали, а ни намеков, ни слова похожего, ни описания, ни упоминания в легендах-сказаниях – ни следочка электрического. Выходит, крепко гидернийцы охраняли секрет. И вот вопрос: есть ли это потолок, в который гидернийцы уперлись в своем развитии, или до чего-нибудь еще додумались? И не имеют ли все- таки гидернийскую подкладку разговоры об аппарате, способном открывать Тропу?
Но этот вопрос и все остальные, к нему прилегающие, – на потом, на потом. А сейчас – три коротких, два длинных…
Ну, где, где, сколько можно ждать?! Где ответные сигналы, где, что еще лучше, лодки? Луч, повинуясь Сварогу, заметался по устью. Может, они пойдут какой-нибудь протокой? А из-за дыма ему не видно ответного сигнала с берега? Где вы, черти, так вас разэтак?!..
И это что еще за хрень? Над Атаром горела яркая зеленоватая звездочка. Неподвижная, как огонек маяка. Судя по всему, очень далекая. И каким-то образом светящая сквозь плотную пелену дыма, пепла и пламени. Сварог недоуменно пожал плечами. Какая только ерунда не происходит…
Стоп, это что? Они? Они! А кто ж еще-то…
Он раздвинул подзорную трубу, рукавом протер окуляр, вскинул к глазу.
Сквозь дождь, одна за другой, растягиваясь цепочкой, из-за мыса в месте впадения реки Улак в Редернейский залив выбиралась флотилия весельных лодок. Вот именно такая картинка, что характерно, всегда рисовалась Сварогу, когда он слышал «Из-за острова на стрежень». Разве что обрамление нынче подкачало. Ни тебе волжских просторов, ни расписных челнов под ясным солнышком и звона свадебных чарок. Есть одна лишь молчаливая гребля сквозь завихрения дыма и пепла.
Гребли слаженно, сильно, рук не жалеючи, подгоняемые жаждой жизни и стоном погибающей земли за спиной. Наверное, на эти рыбацкие лодки можно ставить незамысловатый парус, но дул встречный ветер и приходилось полагаться только на мускульную силу.
Годится. Нечего тут больше делать. Сварог вырубил прожектор. А то высунет какой-нибудь хмырь свое хайло в иллюминатор – бляха-муха, лодочная атака врагов гидернийской нации! То-се – и тревога. А броненосная громада гребцам и так видна: бортовые огни, свет в иллюминаторах. Увидят, в общем, если жить хочется…
Закинув трофейную подзорную трубу за спину, Сварог еще раз посмотрел на загадочный огонек и осторожно, чтоб не сверзиться с мокрых скоб, соскользнул по скоб-трапу на палубу. Так, теперь люки над жилой палубой… Вокруг, хвала Аллаху, ни души: попрятались за броню от греха. Или капитан всех загодя согнал вниз – чтоб панорама гибнущего материка боевой дух не снижала. Это хорошо. Это нам на руку… Держа шаур стволом вверх и пригибаясь, как под артобстрелом, наконец-таки чувствуя себя в родной стихии – это вам, ребятки, не на троне скучать, – он припустил к носу вдоль правого борта. Артобстрел не артобстрел, но гремело очень даже похоже: грозовые раскаты, гул сотрясаемого материка, удары волн о борт… да и птицы, которых тут чертова пропасть, развели галдеж, будто хорек в курятник забрался… Оскальзываясь на мокрой палубе, Сварог добежал до трапа, ведущего к рубке. Из-за ящика, в коем можно предположить наличие противопожарного песка, с одной стороны торчали одеревеневшая рука со скрюченными пальцами и ствол карабина, с другой – высовывалась нога в форменном ботинке. Ага, понятно: вахтенный матрос вахту сдал.
Сварог приблизительно мог себе представить, что произошло. Из темноты беззвучно возникла бегущая собака. Ну собака и собака, выловили какие-то раздолбаи из воды, пустили побегать по верхней палубе – или не уследили, и та удрала. Повода поднимать тревогу вахтенный уж точно не усмотрел. Может, забормотал нечто успокаивающе, вроде обычного «хороший песик»… Но вот к чему матрос оказался совершенно не готов, так это к стремительному, без рыка и прочих собачьих ритуалов, к не по-собачьи выверенному прыжку – чтоб сразу в горло, чтоб сразу насмерть…
Сварог поднял взгляд на скупо освещенную рубку. Человеческих фигур вблизи залитого дождем ветрового окна (то бишь иллюминатора) не маячило. Выходит, здесь порядок.
Интересно, рубка была заперта? Да уж конечно, не распахнута настежь, а дверную ручку поди поверни собачьей лапой. Наверняка Чу, поднимаясь по трапу, обернулась человеком. Открыла дверь и человеком вошла внутрь. Можно себе представить обалдение вахты, когда уверенно, как к себе домой, в святая святых эскадренного броненосца заходит женщина, коей вообще не место на корабле, и, не дав ни мига на осмысление, вдруг прыгает на тебя, в полете превращаясь в нечто! Тот счастливчик, что стал первой жертвой, надо думать, даже не успел разобрать, что именно сшибло его с ног и клещами перекусило горло…
Броневые люки на носу Сварог обнаружил без труда. Военному человеку их назначение было понятно с первого взгляда: чтоб в случае аврала, не создавая заторов, морячки быстренько выкарабкались наверх.
Затягивая ворот последнего люка, Сварог услышал за спиной шлепанье, скрежет и частое дыхание. Отпрянул в сторону, выхватывая шаур, обернулся.
Чуба! Тьфу ты, блин, напугала… Женщина-волк подкралась почти вплотную – умеет, однако. Он вытер мокрое лицо, улыбнулся… да так и застыл.
Чуба стояла неподвижно, на напружиненных лапах, буравя его полыхающими рубиновым светом глазами, и помимо воли и разума Сварогу сделалось как-то… в общем, как-то не по себе. Зашевелились в подкорке обломки суеверий, из глубин потянуло сквознячком мыслеобразов, смутных и размытых, с заплесневелым душком ветхости: треснувшие зеркала, свечи, кладбищенские кресты, бородатые старцы с книгами из человеческой кожи, полнолуние и волчий вой… Чего она смотрит-то? Облик бертольера, который Сварог так и не скинул, псине не понравился, что ли? Так ведь по запаху должна определить, что перед ней
Чуба-Ху сама разрешила сомнения и безотчетные тревоги Сварога: тявкнула глухо, резко повернулась и, шкрябнув когтями по палубе, мигом скрылась за завесой дождя. Будто и не было ее.
А граф Гэйр, к своему стыду, испытал даже отчетливое облегчение. Черт те что… Он выпрямился, перевел дух, огляделся. Никого. Чуба наверняка лишь прибегала показать, что, мол, все нормально, капитан, все идет по плану. Наверняка… А что, обежать верхнюю палубу по кругу – это для нее раз плюнуть… Если только волки умеют плеваться. Получается, все спокойно, а раз спокойно – Клади тоже справилась и сейчас должна находиться на левом борту, держать под контролем выходы на палубу…
Сварог заковыристо выругался, помотал головой, отгоняя неприятные и, главное, ненужные в этот момент воспоминания. Прибежала, посмотрела и убежала, делов-то…
Итак, верхняя палуба в наших руках. Но особых причин обольщаться нет. Первая часть их плана, рассчитанная на внезапность, на смятение в рядах противника, на спонтанные и оттого непродуманные вражеские действия, исполнилась, однако совершенно неизвестно – самая легкая или самая трудная.
