Новая весна

почистить и погладить одежду. Своей внешностью, особенно в обществе женщин, будь те молоды или в летах, Рин интересовался, пожалуй, не меньше, чем самими женщинами. Возможно, его мрачный вид вызван был мыслью о том, каким он предстал перед шатайян и служанками – в грязной и помятой после долгой дороги одежде.

К громадному облегчению Лана, несмотря на сопровождение шатайян, ему предоставили вовсе не королевские гостевые апартаменты. Ему отвели три просторные комнаты: голубые стены были обиты шелком и украшены гобеленами, под высоким потолком тянулся широкий карниз, выполненный в виде стилизованных гор, солидную мебель покрывала незатейливая резьба, а позолоты было совсем мало. Маленький балкончик в спальне выходил во внутренний дворцовый садик, на широкой кровати с пуховой периной вполне могли расположиться сразу четыре, а то и пять человек. Обстановка в высшей степени соответствовала его положению, и Лан поблагодарил госпожу Ромеру с несколько излишним чувством, судя по тому, что она улыбнулась, а вокруг ореховых глаз лучиками разбежались маленькие морщинки.

– Никому не дано знать, милорд, какое ему уготовано будущее, – сказала госпожа Ромера, – но нам ведомо, кто вы такой.

И перед тем как оставить Лана, она ответила на его благодарности совсем неглубоким реверансом. Замечательно – реверанс! Что бы госпожа Ромера ни говорила, и у шатайян имелись свои предположения о том, что готовит будущее.

В придачу к комнатам в распоряжении у Лана оказались две широколицых горничных, Ания и Эсне, которые принялись раскладывать его скудные пожитки в шкафу, и долговязый паренек на посылках. Булен – так его звали – с открытым ртом глядел на шлем, нагрудник и спинную часть кирасы, размещая их на специальной, покрытой черным лаком стойке возле двери, хотя в Пограничных Землях доспехи были вовсе не в новинку и мальчик наверняка повидал их столько, что и не перечесть.

– Ее Величество пребывает во дворце? – вежливо поинтересовался Лан.

– Нет, милорд, – отозвалась Ания. Нахмурившись, она рассматривала запачканную засохшей кровью куртку, потом со вздохом отложила ее в сторону. Если судить по седым волосам, она, как показалось Лану, могла приходиться матерью Эсне. И вовсе не вид крови заставил ее вздохнуть – наверняка она привыкла к подобным пятнам, – а то, что отчистить с куртки засохшую кровь будет непросто. Если повезет, Лан получит одежду обратно уже чистой и отглаженной. Впрочем, иначе и быть не могло. – Королева Этениелле совершает поездку по стране.

– А принц Брис? – Ответ на свой вопрос Лан знал заранее – одновременно покинуть город Этениелле и Принц-Консорт Брис могли только в случае войны, – однако требовалось следовать общепринятым правилам.

При предположении, что Принц-Консорт мог бы отсутствовать в королевской резиденции, у Булена от изумления отвалилась челюсть, однако от мальчика на побегушках трудно ожидать знания всех дворцовых обыкновений. А вот Ании вряд ли поручили бы прислуживать Лану, не будь она совершенно в них осведомлена.

– О да, милорд, – сказала она. Приподняв рубашку с черным пятном, Ания покачала головой, а потом тоже отложила ее в сторону. Не туда же, куда куртку. По-видимому, с рубашкой дело безнадежно. Горничная качала головой едва ли не на каждый предмет одежды Лана, даже в тех случаях, когда вещь отправлялась в шкаф. Большая часть его одежды уже была порядком поношена и видала лучшие времена.

– Кто-то из знати гостит во дворце? – От желания задать вопрос, который вертелся на языке, Лан испытывал едва ли не такой же физический зуд, как и после укусов блох и черных мошек.

Ания и Эсне переглянулись.

– Только один человек, милорд, по-настоящему заслуживает внимания, – ответила Ания. Она сложила рубашку и положила ее в шкаф, заставляя его ждать. – Леди Эдейн Аррел.

Обе женщины улыбнулись друг другу, отчего еще больше стали похожи. Разумеется, они с самого начала понимали, что он старается разузнать, но у них нет никаких оснований так себя вести и так по- идиотски ухмыляться.

Поручив Булену почистить и надраить ваксой сапоги – что тем давным-давно требовалось, Лан не стал дожидаться, пока принесут и приготовят ванну, а сам вымылся с головы до пят из умывальника, втер в раны и шрамы мазь, за которой Ания сгоняла Эсне. Тем не менее одеть себя он позволил горничным. Незачем обижать их только потому, что они слуги. У Лана была с собой одна белая шелковая рубашка, с виду не очень ношеная, черные узкие шелковые штаны, выглядевшие почти как новые, и вполне приличная черная шелковая куртка; на ее рукавах золотилась вышивка – розы-кровавки, окруженные крючковатыми шипами. Розы-кровавки – в напоминание об утрате. Подойдет в самый раз. Благодаря стараниям Булена сапоги глянцево засверкали, что для Лана оказалось весьма неожиданно. Итак, доспехи к бою готовы, лучше и не придумать. С оружием в руке Лан мало чего боялся, но оружием Эдейн была вовсе не сталь. В таком сражении, какое Лану предстояло сейчас, у него было мало опыта.

Вручив Ании и Эсне по серебряной марке, а Булену серебряный пенни – предложи кто госпоже Ромере деньги, она пришла бы в ярость, но приставленным к гостям слугам обычай велит что-то дать в первый день и в день отъезда, – Лан отправил мальчика на конюшню, чтобы тот проследил, как исполняют отданные в отношении Дикого Кота указания, выпроводил женщин в коридор сторожить у дверей. А сам потом уселся и стал ждать. С Эдейн он должен встретиться на людях, причем чем больше их будет рядом, тем лучше. Если встреча мужчины с его карнейрой происходит наедине, то все преимущество неминуемо оказывается на ее стороне.

Лан поймал себя на том, что размышляет, куда подевалась Элис, чего она хотела от него и от его спутников, и попытался выбросить ее из головы. Даже после расставания с этой женщиной она оставалась плевельной колючкой где-то в основании затылка. На резном боковом столике стоял высокий серебряный кувшин с чаем, несомненно приправленным пряностями и мятой, рядом с ним – еще один кувшин, с вином, однако Лан на них даже не взглянул. Пить ему не хотелось, и, чтобы всецело сосредоточиться на Эдейн, ему понадобится ясная голова. В ожидании он погрузился в ко’ди и так и сидел, обернув себя коконом ничего не чувствующей пустоты. Всегда лучше вступать в сражение, отринув всякие эмоции.

Через поразительно короткое время вернулась Ания, она вошла и аккуратно притворила за собой дверь.

– Милорд, леди Эдейн обращается к вам с просьбой прийти к ней в апартаменты. – Тон у горничной был безучастный, а лицо такое же ничего не выражающее, как у какой-нибудь Айз Седай.

– Скажи ее посланцу, что я еще не отдохнул с дороги, – ответил Лан.

Казалось, присевшая в учтивом реверансе Ания была разочарована подобным ответом.

Учтивое обхождение с гостем требовало дать ему отдохнуть с дороги, причем столько времени, сколько тот потребует, однако стрелки на циферблате золоченых шарообразных часов, что тикали на полке над камином, не отмерили и получаса, как вновь вошла Ания и принесла письмо. На печати синего воска был оттиснут герб – припавшая к земле львица. Готовая к прыжку, замершая в настороженном ожидании львица. Личный герб Эдейн, и он вполне отвечал ее нраву. Лан без всякого желания сломал печать, развернул послание. Оно оказалось лаконичным: «Приходи ко мне, любимый. Приходи немедленно».

Подписи не было, да она и не нужна была Лану. Даже не будь на печати эмблемы, каллиграфически замысловатый почерк Эдейн был ему очень хорошо знаком – как его собственный, намного менее затейливый. В этом письме была вся Эдейн. Привыкшая повелевать. Эдейн рождена, чтобы быть королевой, и она знала о том.

Лан отправил бумагу в пламя камина. На сей раз сомневаться в разочаровании Ании не приходилось. О Свет, горничную приставили прислуживать ему, но, знай о том Эдейн, она бы обрела в Ании союзницу. И скорей всего, Эдейн о союзнице не только догадывается, но и знает почти наверняка. Она всегда узнавала обо всем, что могло бы оказаться ей полезным.

Больше с приглашениями от Эдейн не приходили, но стоило шаровидным часам прозвонить еще трижды, как появилась госпожа Ромера.

–Милорд, – обратилась она церемонно, – если вы уже отдохнули, то вас хотел бы видеть Принц- Консорт.