Еще несколько звуков различного происхождения и громкости, потом опять глухой стук.
«Ага, – сказал про себя государь. – Жучок находится на обуви или на подоле одежды эргра. Эргр сейчас либо в гостинице при храме, либо в монастыре. Можно отследить координаты, а можно подождать, пока он сам проговорится. Как передатчик попал к нему, совершенно неясно. Вероятно, в Большом Улье собирали по стенам пыль, он где-то упал, зацепился за чью-то одежду, за что-то теплое, живое… Пути Единого неисповедимы. Но письма эргр диктует любопытные».
О недовольстве Имперского совета государь знал, подумывал даже сделать уступку, чтобы успокоились на время. Однако рассылать приглашения на свадьбу все же считал действием преждевременным.
Государь зевнул и потер уставшие за день глаза. На правый опять нужно делать коррекцию зрения, видит он все хуже и хуже. А как до «Крепости» добраться, если на орбите чужие спутники? Как океан перелететь?.. Сколько беспокойства из-за этой секретности. И зачем только он начал игру, мог бы развернуть таю на подлете к Та Билану и не подпускать близко, да так, что они бы в жизни не поняли, кто и что им мешает. Космос большой, планет в нем много, лети куда хочешь. Так нет, из-за того, что у него исследовательский интерес разыгрался, все пристроились жить на одной… Или аварию им на спутнике устроить, чтобы выйти из-под наблюдения? Если нужда подопрет – придется…
«Ненавижу птиц», – думал Джу, тщетно пытаясь так укрыть голову тощей подушкой, чтоб хоть немного приглушить птичье пение. Голосок в старой груше заливался, щелкал и свистел, выводил трели, гаммы, рулады, – в общем, изо всех сил старался помешать Джу выспаться. «Убью, – бормотал Джу. – Поймаю и съем. Посажу в шляпу. Науськаю кошку. Подлая тварь…» Голосок длинно свистнул – с издевательской вопросительной интонацией. Джу швырнул в угол подушку и сел на постели. Судя по песням голоска и по слабой освещенности за неплотно прикрытыми ставнями, недавно началась вечерняя стража.
На Джу навалились воспоминания минувшего дня и ночи: воровство из архива, злые козни соседки, ранение Аглара, допросы. Он пощупал волосы на затылке – кажется, высохли. Ну и чем он будет заниматься всю ночь? А утром ему опять на службу. Птицы – какое-то бедствие городских окраин. По утрам трещат сороки. Вороны и галки с мерзкими выкриками топчутся по крыше и водосточным желобам, словно табун лошадей. Морские чайки весь день визжат на помойках. Вечером и ночью свистит эта сволочь. Почему, когда Джу жил в казарме, он ничего подобного за окнами не слышал?
С тяжким вздохом он вылез из-под солдатского серого одеяла, подшитого потертой простыней, и поплелся умываться. Но обнаружил, что вылил всю воду утром, когда мылся. С добрососедскими отношениями покончено, поэтому никаких пирожков, жрать тоже нечего. С тайной надеждой на чудо, Джу приподнял крышку глиняной хлебницы. Оттуда выбежал большой таракан. Чуда не произошло. Ворованные документы валялись неаккуратной кучкой в комнате под столом – из-за недостатка мебели одновременно обеденным и письменным. С ними надо было что-то решать. Джу сгреб их в охапку, отнес к кровати и расстелил ровным слоем на досках под матрасом. Желание срочно их прочесть в нем перегорело. Наступит время – он посмотрит. Успеет. А пока…
Он пересчитал деньги. До выдачи первого жалования оставалось восемь с половиной ларов и три дня. Восемь монеток Джу положил назад в красную лаковую коробочку, а коробочку спрятал под половицу. Оставшаяся половина лара предназначалась либо на бусы соседке, либо на вход в театр. Но Джу только что приснился гораздо лучший способ их употребления. На Веселом Бережку с таким капиталом не разгуляешься, а вот в Порту можно. Там девки попроще, зато дешевле.
Просочился на территорию Большого Улья Нэль легко. Дин дал ему ключ от калитки. Замки поменять еще не успели. Если сигнализация показала кому-то, что он вернулся, реакции это никакой не вызвало. Нэль черным ходом поднялся на второй этаж и потихоньку прошмыгнул в свою комнату. Попил воды из припасенного со вчерашнего вечера кувшинчика и сел на постель.
Обратно в Большой Улей они с Дином шли пешком. Лошадей слуги вели в поводу, деликатно отстав на десяток шагов. Дин увлеченно и не без гордости рассказывал про город, но Нэль слушал его вполуха. По пути ему пришла в голову мысль: о Лале он вспоминает все реже. С чем это связано? Стал ли он меньше его любить? Рассердился из-за предательства? Забывает понемногу? Променял память о Лале на лестное ему внимание полулюдей?.. А вдруг Лалу тоже плохо без него? Этот вечно невозмутимый вид, верность служебному и общественному долгу, обязанность стоять на ступеньку выше подчиненных Верхних и чужих ему Нижних – то, что никогда не принималось Нэлем всерьез, до глубины души, хотя и сильно влияло на их семейную жизнь, – вдруг это все мешало Лалу говорить и делать то, о чем он думал и о чем мечтал? Ведь были же светлые моменты в их супружестве. Какие-то крупицы счастья. Пусть их легко пересчитать по пальцам, но тем дороже и ярче они сейчас казались. Неужели Лал их выбросил из памяти, втоптал в прах забвения?.. Но как же можно забыть то, что было, было, было. Ведь не скажешь, глядя на солнце: «солнца нет»…
Возле Большого Улья Дин велел слугам стоять недалеко от ворот и повел Нэля в обход – тот еще не успел выяснить, где находится калитка. Там, возле старого, в несколько обхватов дерева с серебряно- зелеными узкими листьями Нэль остановился, чтобы честно предупредить Дина.
– Господин Дин, – сказал он. – Я вам сразу понравился, правда?
В коричневых глазах советника мелькнуло удивление от прямоты вопроса и некоторое одобрение, вызванное той же самой причиной.
– Да, – отвечал Дин после секундной паузы.
– И вы хотели бы затащить меня при удобном случае в постель?
– Возможно. – Дин наклонил голову набок и слегка улыбнулся. Подобная наглость, похоже, ему была по нраву.
– В таком случае вам лучше знать правду, – заявил Нэль. – Понравится ли она вам так же, как мой внешний вид – не знаю. Но я не женщина. И не мужчина. Или женщина и мужчина вместе. Я могу стать матерью и могу стать отцом, и весь наш народ таков. Такими мы созданы.
Дин, на которого Нэль внимательно смотрел, словно отстранился, хотя назад не отступил ни на полшага. Изменился только его взгляд.
– Желаете ли вы продолжать наше знакомство в том направлении, в каком его начали? Подумайте об этом серьезно. И я прошу вас – не говорите пока никому. А если скажете – соврите, что сами догадались.
По глазам господина Дина было видно, что тот не ждал такого поворота. Дин готов был к чему угодно, но не к встрече с полноценными людьми. Нэль вздохнул, взял из руки ошарашенного советника ключ от калитки.
– Спасибо вам за обед, – кивнул на прощание Нэль. – Мне очень понравилось. До свидания.
– До свидания, – выговорил Дин, и Нэль улизнул.
Нэль глотнул еще воды прямо из горлышка кувшина. Потом решительно встал и отправился на поиски брата.
Он нашел его в дальнем флигеле, где устанавливали энергостанцию. В лабораторном халате и с лупой на глазу Фай копался паяльной иглой во внутренностях какого-то агрегата, а человек десять помощников суетились вокруг. Нэль некоторое время постоял на входе, но так как Фай его не видел, Нэлю пришлось зайти внутрь.
Фай на мгновение повернулся в его сторону, удивился и немедленно задел за рабочее острие иглы тыльной стороной ладони. Зашипел, чертыхнулся, поднял лупу на лоб. Глядя на Нэля недобро, прицепил иглу на штатив и полез в карман за мазью. Нэль отступил и прижался спиной к белому кожуху генератора. Фай раздраженно спросил:
– Что надо?
– Фай, – насколько мог мягко и кротко проговорил Нэль. – Вы выходили на связь с Бенеруфом?
