не ждал. Не представляю, что на человека нашло… Была повреждена подключичная артерия, но сейчас все хорошо. Вы успокойтесь, Фай, не надо так переживать.
Чуть позже, когда потрясенному до глубины души Фаю сунули в нос пузырек с нашатырем, он нашел в себе силы спросить:
– Когда его можно будет забрать отсюда?
Государь не успел ничего сказать.
– Я вам ее не отдам, – раздался голос от дивана.
– Что значит «не отдам»? – не понял Фай.
– Я никому ее не отдам, – по-прежнему не оборачиваясь, проговорил получеловек.
Государь пожал плечами.
– Все из-за него, – тихо пояснил он. – Ваш Нэль спасал вот эту вот свою любовь.
– Да кто он такой, чтоб тут распоряжаться? – возмутился Фай. – Какая еще опять любовь на нашу голову?
Получеловек, не удостаивая его ответом, лег лицом на диванчик.
Тут ожил оцепеневший на время Маленький Ли.
– Фай, посмотри как следует. – Ли слегка встряхнул супруга за плечи. – Это же тот, кого Нэль всю жизнь искал. А ты разве не видишь?..
Государь сомневался: снять справедливую маску или оставить? Маска была предназначена людям этого мира. Гостям с Бенеруфа она ни о чем не говорила и ничего для них не значила. Зато под ней легко было укрыть собственное любопытство, гнев, любое другое чувство, которое не подобает испытывать владыке мира. В некоторых ситуациях он жалел, что не надевал маску – ему ее сильно не хватало. Иногда, наоборот, маска мешала и оказывалась лишней.
Он решил порасспросить Фая о полковнике Лаллеме подробнее. То, что Лал – настоящий семейный партнер государыни Натаниэль, государь уже знал. Впрочем, дело шло к тому, что развод государыне срочно должен был давать не только император, но и сам Лаллем. Эти два молокососа, едва лишь чуть-чуть пришли в себя, как сразу уцепились друг за друга настолько крепко, что разнять их и хотя бы развести по разным комнатам, чтоб дали друг другу спокойно отдохнуть, не оказалось никакой возможности.
Он вспоминал себя в этом возрасте. Если бы ему тогда хватило решимости так же вцепиться и никуда не отпускать Оро Ро, он был бы сейчас совершенно другим человеком. А если бы еще и Оро Ро с такой же силой держалось за него, как Нэль за волчонка – что и говорить… Он понял, что завидует Джу. Волчонок стал решительным и смелым молодым волком. Жаль только, что в Небесные Посланники совершенно не годился, и передать в наследство «Крепость» со всем ее содержимым по-прежнему было некому.
Своего партнера Фай отправил в спальню, а сам явился в кабинет к государю и стал охотно отвечать на вопросы, не жалея черных красок для расписывания общества Верхних и полковника Лаллема в частности. Держался он уверенно, но характер его слегка подводил.
Государю нравилось, как таю ведут себя с сильными мира сего. Без подобострастия, без такого привычного заискивающего выражения в глазах, без лишних церемонных фраз. С уважением, но в то же время – почти на равных. С таю государь отдыхал от своей неизменной обязанности всегда и везде оставаться императором. И Фай был бы очень обаятельным собеседником, если бы в его речи не звучало столько яда. А яд у него в словах появлялся немедленно, едва лишь разговор заходил о Верхних.
Все у Верхних было не так, как у людей. И детей они растили моральными уродами, и телесные наказания, и смертная казнь на орбитальных базах практиковались широко, и в целом жизнь и собственное мнение человека там ничего не стоили. Всех Верхних поглотила и подчинила себе псевдовоенная машина. «Псевдо» – потому, что даже настоящей войны они не видели на протяжении пяти или шести поколений. С той поры, как Нижнему Миру Тай удалось договориться с тупоголовым командованием Верхних об отправке на Та Билан первой экспедиции, в их родном мире царил неустойчивый, но все-таки мир.
На самом деле государя интересовало в Верхних не это, однако рассказывать Фаю он не мешал. Думал в это время о своем.
Его удивило, что полковнику совсем немного лет – тридцать два в пересчете на возраст Та Билана, тридцать три – на новианский лад. Но из беседы с Фаем выяснилось, что это на Внешних Станциях служить начинают в шестнадцать, а на орбитальных базах Верхних – в шесть. Да, полковник Лаллем в своем роде выдающийся человек, но другого сюда бы и не послали. Лаллем умеет делать дело, и дело, которое он делает, в самый момент работы значит для него все. Это смысл его жизни. И даже больше. Сама его жизнь. А теперь посмотрите, государь Аджаннар: детей у Лаллема и Нэля нет, орбитальные базы пропали, оставшиеся на Бенеруфе Верхние – невероятное в истории мира Тай событие – отказались полковнику повиноваться. Что может держать в жизни этого человека, кроме мыслей о мести?..
Второй недостаток Фая – ведя разговор о Верхних, он был зануден. Да и, честно признаться, столь откровенная неприязнь Нижнего к бывшему руководителю Верхних производила двойственное впечатление. Как будто что-то тут не так. Словно в Фае говорит идеологическая накрутка, результат промывания мозгов. Или, наоборот, очень глубокая личная обида. На угли, тлеющие в его душе, нужно было едва дунуть, чтобы немедленно вспыхнуло яркое пламя.
И, в конце концов, государю показалось, что Фай проговорился о том главном, чего не может Лаллему простить. «Экспедиция отняла у нас с Ли детей – они выросли без нас. А Лал отнял у меня брата, – сказал таю. – Вы видите, что получилось, вас тоже задели последствия. Я уже не могу вернуть Нэля ни себе, ни нашему обществу. Прежний Нэль для всех нас потерян. Навсегда».
Государь слушал, слушал, и вдруг растерялся от неожиданной догадки. Ему стало казаться, что он знает причину, по которой полковник Лаллем требует личной аудиенции.
Фай много темнил с историей тайской экспедиции. Привод у «Золотого Дракона» был термоядерным, летели сюда таю с субсветовой скоростью, а на релятивистских скоростях время относительно. У них имелся какой-то стабилизатор для сглаживания релятивистских эффектов – нечто вроде синхронизатора времени на новианских кораблях. Но Фай никак не мог – или не хотел – назвать точную дату отправки «Золотого Дракона». Он говорил о чем угодно, даже пытался царапать на лаковом подносе формулы для пояснения своих слов, но это дело государь остановил.
Биографию полковника Лаллема – все то, что касалось периода его жизни до начала предполетной подготовки «Золотого Дракона» – Фай тоже внятно изложить не мог. В то время они еще не были знакомы. Фай знал только сплетни – будто не очень складная у полковника Лаллема получалась личная жизнь. Потерял семейного партнера, чуть не родил получеловека – генетическое отклонение у плода обнаружили на последней трети беременности, и от ребенка заставили избавиться. Оттого Лал и в экспедицию ринулся, словно из пустыни к колодцу.
Опасаясь задать вопрос напрямую и не добившись толковой информации обиняками, государь попросил описать внешность ожидаемого гостя.
– Тонкая порода, – сказал Фай, скорчил пренебрежительную гримасу и обвел руками в воздухе изящество предполагаемых форм. – Настоящий таю. Яркий. Не как мы. Они на своих базах следят за генетической чистотой раз в десять тщательнее, чем внизу. На планете, понимаете ли, рабочие руки нужнее стабильности расы. Поэтому и полулюдей мы в материнской утробе не травим, как они, и вообще ко многому относимся по-другому, терпимее и мягче. Неудивительно, что дурачок Нэль в него втрескался с первого взгляда.
А государь подумал, что, если Оро Ро сейчас к нему вернется, он, словно Дин, начнет хвататься за сердце. Ему уже было нехорошо. Фай внимательно смотрел за тем, какое впечатление производят на императора рассказ. Как раз в эти моменты государю маски и не хватало. К счастью, Фай его волнение расценивал по-своему.
– Быть может, вам вовсе не стоит с ним встречаться? – в пятый раз с неиссякающим воодушевлением спрашивал он. – Ведь Лал не мог просто захотеть поглазеть на вас. Это была бы блажь, а на блажь такой, как он, не способен. Без важного повода он не оставил бы Бенеруф. Он не отдался бы на милость нас, Нижних, которые, сами понимаете, как к нему относятся после всего, что он для нас сделал и что заставил пережить. Он просто разрядил бы себе в голову бластер. И никто не стал бы отнимать у него эту возможность. А раз нет, значит, он задумал другое. Отложите встречу хотя бы на завтра. Давайте я сам сначала с ним поговорю.
– А вы настойчивы, господин Фай Ли, – заметил император. – До неприличия настойчивы. Должно
