же самые массивы данных, что и утром, в Акихабаре. Тоскливые, строго и однообразно упорядоченные. Безликие.
— А теперь фэн-клуб, — сказал голос Арли, и тут же тусклые, безжизненные массивы стали прозрачными, раскрылись в глубину умопомрачительными хитросплетениями.
— Тут что-то… — начал Лэйни, а затем он вновь оказался в той, с огромными кафельными печками, стокгольмской квартире. Но теперь это было жилище, а не просто скопище тысяч скрупулезно табулированных фактоидов. За узкими слюдяными окошками кованой печной дверцы плясали языки пламени.
Зажженные свечи. Дощатый пол — каждая половица шириной в мужские плечи — застелен старыми, мягких тонов коврами. Что-то неподконтрольное Лэйни переместило его в соседнюю комнату, мимо кожаного дивана с ворохом маленьких ковриков к узкому высокому окну. В просвете полураздвинутых гардин, за покрытым по краям изморозью стеклом — густая тьма и мерное падение больших, словно ножницами вырезанных снежинок.
— Что-нибудь получается?
Арли. Как с другого конца земли.
Лэйни не ответил, пассивно наблюдая, как его разворачивают и ведут по главному коридору; по пути он взглянул в высокое овальное зеркало и не увидел своего отражения. И сразу вспомнился приют, си-ди-ромы с «бродилками» — заколдованные замки, космический корабль, покинутый командой из-за кошмарной внеземной заразы… Клик туда, клик сюда. Он всегда остро ощущал, что так и не нашел некоего главного чуда, той вещи, которая оправдала бы все эти поиски. Потому что ее там и не было, решил он в конце концов, решил и утратил всякий интерес к этим играм.
Но здесь — клик в спальню — было главное чудо. Рэи Тоэи. Откинувшись на подушки, в белопенном море кружев тонкого хлопка.
— Вы были сегодня нашим гостем, — сказала идору. — Я не имела возможности побеседовать с вами. Очень жаль. И кончилось все плохо, вы были ранены.
Лэйни смотрел на нее в ожидании горных троп и колокольчиков, но ничего такого не появилось, и тогда он вспомнил слова Ямадзаки насчет полосы пропускания.
Острый приступ боли в боку.
— Откуда вы это знаете? Что я был ранен?
— Предварительный доклад охранной службы «Ло/Рез». Техник Пол Шаннон утверждает, что вы, судя по вашему виду, пострадали в драке.
— Почему вы здесь?
(«Лэйни, — забеспокоилась Арли, — ты там как, в порядке?»)
— Моя находка, — сказала идору. — Восхитительная квартира, правда? Жаль, что он так ни разу и не бывал в ней по завершении реставрации — фактически никогда не бывал. Но вы-то ведь бывали, да? Думаю, потому я ее и нашла.
Ослепительная улыбка. Ослепительная красота, парящая в облаках белизны. Там, в «Западном мире», он так и не смог ее толком рассмотреть.
— Я входил в нее раньше, — сказал Лэйни. — Но тогда она смотрелась иначе.
— А теперь она… сформировалась, да? Стала гораздо лучше. Потому что один из реставраторов, перебиравших камины, делал снимки и подробные записи. Не для отчета, просто для себя и своих друзей, но в результате вы можете увидеть, что у них получилось. Эти данные попали в распоряжение фэн- клуба. — Она взглянула на единственный в комнате источник света — тонкую, с синими и кремовыми горизонтальными полосками восковую свечу в подсвечнике из полированной бронзы. Рядом с подсвечником на прикроватном столике лежали апельсин и книга. — Здесь я чувствую себя как-то ближе к нему.
— Лично я почувствую себя ближе к нему, если вы спровадите меня наружу.
— На улицу? Там же снег идет. И я совсем не уверена, что здесь есть улица.
— В общий массив данных. Пожалуйста, чтобы я мог вернуться к своей работе.
— Лэйни? — Арли тронула его за плечо. — С кем это ты разговариваешь?
— С идору.
— В узловом проявлении? — Ямадзаки.
— Нет. Она проникла сюда, в данные, не знаю уж как. Расположилась в модели его стокгольмской квартиры, говорит, что это я проложил ей путь. Потом я попросил ее вернуть меня сюда…
— Куда? — Арли.
— Туда, где я смогу что-нибудь видеть, — ответил Лэйни, глядя на причудливо заросшие ущелья, на побеги и ветвления, сходные с «Риалтри 7.2» в ноутбуке Арли, но живые, без этой абстрактной сухости, сплошь покрытые мхом примечаний. — Ямадзаки был прав. Фэновский материал — это то, чего нам не хватало.
Из прошлого — голос Жерара Делуврие, убеждающий его не концентрировать внимание. То, что вы делаете, противоположно концентрации, но мы научим вас направлять эту не-концентрацию.
Отдаться течению. Влиться в поток подружек, лучших подружек и бывших подружек, отчетов о появлении Реза или Ло с той или иной женщиной в том или ином месте. Каждый отчет расцвечен в меру важности, придаваемой данному конкретному эпизоду данной конкретной наблюдательницей. И вот здесь — самое необычное, своеобразное. То, как вырисовываются эти двое. Нормальные во всех проявлениях люди, и — более того. Масса подробностей, зафиксированных с фанатичной, исчерпывающей точностью, и каждый раз они наклеены на пустой, схематичный каркас известности. Здесь Лэйни видел известность, и не как тонкую субстанцию из теоретических построений Кэти, а как некое парадоксальное качество, изначально присущее субстанции мира. Количество информации, собранной здесь поклонницами группы, многажды превышало все, созданное когда-либо самой этой группой.
— А вот мое любимое, — сказала где-то идору, и Лэйни увидел, как Рез поднимается на низенькую эстраду переполненного клуба. Господствующий цвет — красный, вроде арбузной мякоти, но куда насыщеннее, корейская психоделика.
— Это именно то, что мы с ним чувствуем.
Рез взял микрофон и начал говорить о новых образах бытия, о какой-то «алхимической свадьбе».
А где-то вдали — рука Арли на его плече, ее встревоженный голос:
— Лэйни? Извини, но ты нам срочно нужен. Здесь мистер Куваяма.
34. Казино
На улице, за пыльными жалюзи, хлещет дождь. Это сделала идору. Кья никогда не устраивала здесь дождь, но теперь ей вроде даже нравилось. Такая погода подходила Венеции. Делала ее похожей на Сиэтл.
Идору сказала, что это место, куда она их привела, это казино. Кья знала, что такое казино, видела их по телевизору, но там они были совсем другие: большие, многолюдные и сплошь в неоне. А здесь — несколько маленьких комнат, облупленные стены и старомодная мебель с золочеными ножками в виде львиных лап. Все проработано во фрактальной технике, так что вроде как даже чувствуешь, как тут пахнет — пылью и, пожалуй, парфюмерией. Духами. Кья почти не посещала эти модули, нутро Венеции, потому что в них было вроде как малость жутковато. Вот на улицах — там совсем другое ощущение.
Голова Соны, лежавшая на львинолапом столе, снова щелкнула, как лопнувшим жуком. Она, Сона, ужала свой образ до минимума: синий пылающий ацтекский череп размером с маленькое яблоко. Потому что Кья попросила ее заткнуться и убрать этот зубчатый тесак. Это привело ее в ярость, а может, даже обидело, но что еще было делать, если Кья хотела послушать, что там скажет идору, а Сона со всеми этими спектаклями, насчет сейчас убью всех и зарежу, не давала никому и слова сказать. И именно что спектакли это все, потому что в сети люди не могут причинить друг другу никакого вреда. Во всяком случае — физического. А с ней, с Соной, всегда эти заморочки — да я такая, да я сякая, да я всех вас сейчас. Келси и
