— Папа! Что ты задержался?
— Я задержался?
— Ты ж обещал с утра вернуться из командировки! А сейчас уже шесть вечера.
— Дела, прости!
— Что за дела-то? — в голосе Алешки звучала легкая обида.
По лицу Николая пронеслась легкая поволока.
— Дела?.. Дела — у прокурора. У нас делишки. На ужин что?
— Пельмени — как всегда. Называются «Вкусные» — в кавычках, видишь?
— Ну, не домашние, — понятно.
— А их правде из крыс делают?
— Да ерунда! Кто сказал?
— Все в классе говорят.
— Как в школе?
— Пятерку по истории получил.
— По истории?
— Ага. За Батыево нашествие.
— Это хорошо.
— Кстати, я про Ледовое побоище понял. Как крестоносцев можно было на тонкий лед загнать..
— Я тоже три варианта придумал…
— А как у тебя с погодой там было, в Хабаровске?
— И с погодой отлично, и с природой отлично… Ты, мне кажется, чего-то скрываешь от меня.
— Ты тоже от меня что-то скрываешь.
— А что «опель» Михалыча у нашего подъезда стоит?
— Я на нем теперь езжу.
— Свистишь?
— На сто рублей поспорим?
— Ну ладно, разберусь со временем…
— Вот что, люди! — Игнач обратился к населению Берестихи. — Ухожу я от вас в город Новгород, — князю Александру Ярославичу служить.
— Вернешься?
— Надеюсь. Там через три года, недалече от Новгорода, в трех днях пути, шведы на Неву придут, северные земли наши захватывать, а еще через год Ливонский орден на Псков и Новгород вдоль по берегу Чудского озера навалится… Так получается… По звездам. Я нужен там.
— Иди, коль нужен.
— Позвольте мне, люди, с собой половину проволоки колючей забрать. Пригодится она мне, — сердцем чувствую!
— Забирай половину!
— Не жалко!
— А от меня вам — наказ: поставьте вы крест каменный на большаке, — чтобы знали потомки, — вот тут, в этом месте, Батыя повернули! Не прошел хан Батый далее!
— Это нужно сделать! — крикнул Афанасич. — В память тех, кто головы сложил!
— Сделаем! — решил народ. — Не сомневайся, Игнач, иди с Богом. Сделаем!
Пригожий и тихий вечер. Выйдя на берег реки, Олена оглянулась. Ни души. Теперь можно было сесть наплакаться вволю… Нет, плакать нельзя! Можно грустить. Грустить — можно.
Солнце, краснея, все ниже опускалось на макушки далеких елей.
Левея обрыва, на котором сидела Олена, из-за корней сосны, размытых весенними половодьями, на девушку смотрел как зачарованный четырех — пятимесячный поросенок, — толстый, желтовато-оранжевый, как спелый абрикос, с нежно-розовым пятачком.
С верхней галереи гордости района, ресторана «Русь», открывались необъятные дали, — ресторан был выстроен в самой высокой точке холма, господствующего над местностью. Да и с внутренним интерьером здесь было все классно: древнерусский стиль, халдеи в шлемах и кольчугах с блокнотом, салфеткой и подносом в виде щита на изготовку, официантки — в ярких сарафанах, с кокошниками…
Мир казался игрушечным с этих высот, лежащим среди полей и перелесков.
Леса, поля, леса… На горизонте — леса…
Ресторанный зал уже опустел… За одним из столиков сидел Николай Аверьянов с капитанскими погонами на плечах.
Первый раз в своей жизни он сидел в ресторане один. Настроения не было никакого, — допить и удавиться.
Нетронутая закуска и небольшой графин — грамм на триста… Не пьется, не идет…
Свет в зале ресторана начал плавно меркнуть. За спиной Коли раздался голос официантки:
— Простите, товарищ капитан, но мы уже закрываемся…
Голос очень знакомый… Коля резко повернулся: Оленушка! В сарафане, кокошнике… На шее — знакомый амулет…
Дома у Аверьяновых Алексей с Катей, торопясь, накрывали праздничный стол.
— Давай, расставляй холодную закуску… — Алеша Аверьянов глянул на часы. — Минут через двадцать они приедут из ресторана… Вошли, а здесь полный тип-топ…
