— Кто — «они»-то? Ты так и не сказал.
— Отец. С молодой. С невестой.
— С «невестой»?
— Оленой зовут.
— Откуда ты все знаешь?
— Так я же в будущем был.
— А сюда давай «персидские» украшения положим… Ахнут!
— Да уж, — отец у меня по музеям не ходок. Хотя перстень-то был в тринадцатом веке противотанковой миной взорван… Так что перстень отец, возможно, и видел.
— А женские украшения — эксклюзивная коллекция от Степана Разина? Ахнет, помяни мое слово! А Олена его — с катушек — брык!
— Ну, она не очень-то «брык». Она девушка такая еще… амазонка. Не барышня-крестьянка… И не тургеневская, — отнюдь.
— От красивых вещей любая женщина — «брык». Даже Медуза-Горгона…
— Согласен. Что ни говори, а гарнитурчик сделан на атас.
— Да, в тринадцатом веке в русской деревне такой красоты не увидишь!
— Я и в городах такого не видел, в Алмазном фонде, в Эрмитаже, в Оружейной палате…
— А тут деревня темная. Глубинка. А точно она прилетит к нам?
— Спрашиваешь! Я ж это все и организовал. На мне и ответственность. А твое дело помочь мне закуски расставить.
— А как тебе удалось нарушить самый страшный запрет и переместить навсегда человека из его времени в чужое?
— Никак не удалось бы. Я просто создал прецедент. Бюрократия и юриспруденция там, в тридцать пятом, жуткая. Я смог закон объехать только потому, что она сама, Олена, навстречу судьбе рванулась…
— То есть?
— То есть буквально. Она ведь там себя от горя взорвала.
— Не поняла?
— Ну, от отца связка гранат осталась… Она ушла подальше от людей. На бережок, — в укромное место… Связку — к груди, и сдернула кольцо. Хорошо, я ее манипулятором выхватил. За три миллисекунды до взрыва. Был готов, чувствовал, не подвела удача.
— А зачем тебе была нужна удача? Это же время извне, — можно сто раз попробовать?
— Можно. Можно сто раз наблюдать, как человека разносит в клочья. Один раз. Второй раз. Опять смазал! Третий раз. Нет, снова ее разнесло на куски! И что со мной сегодня?! Четвертый раз попробуем… Получше прицелюсь теперь, не халтуря… Опять не успел… Зато успел заметить, как левую руку ей оторвало и в кусты отшвырнуло… Пятый раз, шестой… Ты, Катя, хоть немного думай, прежде чем спрашивать! Попадать нужно с первого раза. Знаешь, как отец говорит? «Снайпер стреляет один раз».
— Ну, а ты у нас, конечно же, снайпер! Раз — и квас!
— Нет, не враз. Попасть-то попал, но дальше… Мне Игнач помог здорово. Я ее зацепил, а выдернуть к себе сразу не смог, она у меня выпала, была без сознания в Коруэн-Лоевском базисе, и в кому рухнула там, в летаргику. Мы ее с Игначем двое суток тащили через хаусдорф-банаховое пространство, — уж все, казалось, безнадежно. Слава Богу, Игнач догадался, — в самосопряженные, в эрмитовы, завернуть. Ну, тут уж и мы воспарили, и она очнулась… Дальше пошла бизнес-классом, как белый человек, с амулетом на шее. Но познакомиться нам так и не удалось, сразу разбежались по трем направлениям. Игнач — в тринадцатый, к Александру, будущему Невскому, Олена — в карантин, я — в комиссию темпоральных перемещений, — чиновников уламывать. Это же запрещено — сюда живых людей притаскивать. Хотя бы и по обмену. Одушевленные объекты. Люди-то. Не шпильки, чай, скифские. Не смотри на меня так, это было очень не просто. Может, даже сложнее всего, что мне приходилось за мои тринадцать делать… Что стоило одного только поросенка уломать!…
— Какого поросенка?
— Абрикосового.
— Я не понимаю тебя.
— Все чиновники молодые — поросята, — неужели не знала?… А старые чиновники… Ладно! Подробности позже, долго рассказывать.
— Пора домой, товарищ капитан! Засиделись, — Оленушка кивнула Коле в сторону выхода из зала. — Вон уж последний посетитель ушел…
В дверях ресторанного зала медленно таяла тень исчезающего Игнача…
— Обалдеть… — еле выговорил Аверьянов-старший.
В полумраке вестибюля ресторана перед самым лицом Игнача внезапно материализовался абрикосовый поросенок, висящий в воздухе.
— Фу, испугал! — отшатнулся Игнач. — Ты что, во всех временах так выглядишь?
— Нет, только в ваших. От вас чтоб сильно не отличаться. В своем времени я такой же, как все, человек.
— Спасибо, что ты нам с девушкой помог…
— Пожалуйста. А тебе вот что скажу: ты, случись что, не слушай, как она поет. Голову потеряешь, поверь. Впрочем, не мое это свиное дело. И еще совет на прощанье…
— Почему на прощанье?
— Потому что меня отстранили от должности. За ваши с Аверьяновым-младшим фокусы. …Ты вот очень любишь рассуждать, что Миром правит Добро и Надежда. Это верно. Но все инструкции в этой стране во все века составлены совсем из других соображений…
Абрикосовый поросенок кивнул и стал таять в вечернем темном воздухе вестибюля ресторана «Русь»…
Они стояли и смотрели друг на друга как зачарованные.
— Ты… — Коля не мог подобрать слов… — Мне кажется, мы тысячу лет с тобою не виделись…
— Семьсот шестьдесят один… — уточнила Оленушка.
