– Твой брат, например, или ты думаешь, Хаттар, что он отказался от безумной идеи, которую вынашивал многие годы?
Я решил было, что Маидум таким образом просит меня помочь ему в этом деле. Даже не просит, а информирует и как бы ставит перед выбором. Понятно, что он готов пойти на множество уступок, лишь бы какое-то время удерживать власть в своих руках. Не было сомнений, что в ближайшие десять лет от города не останется даже развалин, но эти десять лет будут наполнены войнами и смутой, жестокостью и кровью.
– Ты тверд в решении уничтожить храм Оракула?
– Хаттар! Весь мой род погиб, защищая эту проклятую святыню, но не местью я движим, а лишь здравым смыслом. Был некогда великий посвященный, великий жрец, Тотр- Амай, который стал пленником Марака и сгнил в его глубоких подземельях, окруженный печатями злых духов, он и рассказал мне правду о вратах. Он говорил, что сами врата – это лазейка через материю миров. Это черный ход, по которому можно проникнуть куда угодно, минуя стражей пределов. Великий хан использовал врата для того, чтобы утвердить свое могущество во всем создании, и он преуспел в этом гнусном деле, плодя вокруг полчища кровожадных демонов. Стражи уже были готовы пойти войной, но что-то их остановило, так говорил Тотр-Амай.
– Кто такие стражи? – спросил я, не ожидая услышать внятный ответ.
– Отрешенные, такие же, как ты. При нашей первой встрече я подумал, что ты один из них, но сейчас даже не знаю, с кем тебя сравнивать.
– Отрешенные?! Вроде меня?
– Не обижайся. Ты пришелец из другого мира, ты здесь не должен был находиться, а если это не так, то я не знаю, зачем ты здесь. Но уж точно не для того, чтобы устроить этот мелкий переворот. Я бы мог убить хана и сам, только ждал подходящего случая. Он смертный, его тело так же бренно, как и у всех нас. Орнамент твоей судьбы всегда останется для меня загадкой. Тобой правит закон, ты помазанник Создателя. Нам бы не удалось справиться с ханом так быстро и просто, а твоя помощь сохранила многие жизни. В том числе и мою. Я давно попал к хану в немилость. Как бы долго он еще терпел мое недовольство и пошатнувшуюся преданность?
– Значит, и ты не считаешь меня человеком?
– Только не здесь. Когда-то ты был им, но не теперь. Может быть, много столетий назад. Ты даже в пище не нуждаешься. Как можно говорить о тебе как о человеке или хотя бы маге?
– И этот мир не мой?
– Твой, и у твоих ног, целиком и полностью, как, наверное, и все остальные миры творения. Но есть место под звездами, где ты настоящий, где ты становишься сам собой, целым, завершенным, и чтобы попасть туда, тебе необходим храм Оракула! Врата! Думаю, что именно с их помощью ты проник в наш мир. Врата – великий дар!
– Если это произошло однажды, я бы вспомнил. Но мою память словно стерли.
– Мы вернем тебя. Многие из бадаянов проходили вратами. Они знают множество миров и станут твоими проводниками. Через десять месяцев, после того как вы пройдете этим путем, независимо от результата, я уничтожу храм. Иначе Марак вернется и сегодняшний переворот станет бесполезной интрижкой. Впредь Великий не допустит таких ошибок.
Надо признать, что мнение Маидума в этом вопросе я не смел оспорить. Марак действительно мог вернуться, а я, в силу своего невежества и ограниченности, даже предположить не мог, что великим хан неспроста себя называет. Я бы, наверное, даже не удивился, если перерубленный на две части, он снова бы восстал из мертвых. Интересно, а насколько уязвим я сам? Можно ли с помощью оружия причинить мне вред? Не хочется допускать в свой адрес подобных экспериментов.
Наступившее утро было шумным и ярким. С людей пропали бесцветные серые туники и появились какие-то красочные одежды, пестрые и нелепые. Выражение на их лицах тоже изменилось, стало каким-то серьезным и отрешенным одновременно. Не то что прежде, одинаково серые, угрюмые и безразличные маски, которые отличить друг от друга можно было с трудом. Теперь все стало по-другому. В лицах людей мелькала какая-то искра разума, в некоторых растерянность, у прочих откровенное ликование, но пропало безразличие и обреченность. Надолго ли?
Дворец наполнился шумом, суетой. Я не сразу понял, что с ним происходило, а когда понял, то мне расхотелось находиться в нем, и даже рядом. Толпы людей просто грабили бывшие ханские покои. Грабили в буквальном смысле этого слова. Груженые караваны покидали город, и никто не стал преградой на их пути. Эти караваны больше не вернутся. Я отправился в сад, вчера он показался мне уютным местом. До здешних даров и красот озверевшая толпа еще не добралась, им пока хватало золота и янтаря в многочисленных комнатах и залах дворца. Как бедным, так и богатым – всем было чем поживиться. И мне это не нравилось. Можно было себе только представить, как люди боялись и ненавидели своего повелителя, что стали уничтожать все, созданное не за один год или век, а за столетия. Я даже пожалел, что стал участником этого разорения. Все произошло с моей помощью, и вот результат. Без хана в этих местах больше не будет жизни. Людям придется покинуть город навсегда. Ведь только благодаря магической силе хана в городе появлялись и вода и цветущие сады. И каждый житель неприступной с виду крепости знал это. Теперь запасы иссякнут, сады будут вырублены, стены рухнут, ведь их подтачивают изнутри возмущенные человеческие толпы. И от города с течением времени останутся только воспоминания. Жаль библиотеку, хотя и она слишком рафинированная и приглаженная. Судя по тому, что мне удалось изучить, она была кастрированной и лишенной зерен истинных знаний. Так что пропади она пропадом, пусть сгинет.
Погруженный в мысли, я не заметил, как дошел до того места, где был вчера. Башня стражи была пуста. Охраны не было. Подземная тюрьма открыта, и свежие следы людей толпящихся здесь совсем недавно, возле гнойной ямы. Я подошел ко входу в подземелье и, подняв с земли погашенный кем-то факел, стал спускаться по лестнице. Повинуясь моему желанию, факел зажегся сам собой и вырвал из темноты тела стражников, лежащие на полу. Бедняги охраняли это место до последнего, верные своему повелителю. Не сдавались и не верили бредовым россказням толпы о том, что великий хан убит. Не верили и погибли, продолжая охранять пленников, за что и были растерзаны.
Все камеры были открыты, я заглядывал в них, медленно шагая под арочными сводами. Соль высыпалась в проход и лежала повсюду, скрипела и хрустела под ногами. Я видел скрюченную мумию в одном из казематов – ужасное зрелище. Почему хан приказывал именно таким образом избавляться от пленников, я не понимал. Толстые и глухие стены с царапинами надписей, несущих в себе проклятия и боль, пустые своды тюрьмы, темные и мрачные. Все, кроме одной, последней камеры были взломаны. Здесь глухая дверь, окованная железными прутьями и медью. Поперек двери висела цепь, закрепленная в нескольких местах. На толстых кованых звеньях была заметна надпись, которую уже невозможно разобрать под слоем ржавчины. Все щели тщательно замазаны выпаренным земляным маслом. Сорвать эти печати так и не рискнули ворвавшиеся сюда толпы. А может, не смогли? Крупные кристаллы соли шуршали под сапогами, рассыпаясь в разные стороны. Йодный запах висел в воздухе душным туманом. Наверное, и за этой дверью соль. И истлевший, высохший труп несчастного, погребенного заживо. Может быть, того самого посвященного, о котором говорил бадаян?
Лед взломал железные оковы мгновенно. Универсальная отмычка, которая повиновалась мне беспрекословно. Холод сделал дверь хрупкой как стекло, разбить которое не стоило больших усилий. Я ждал, огромная масса соли просто выдавит дверь наружу, но ничего подобного не происходило. На дверь с той стороны ничто не давило. Тогда я сам выбил ее. Крупные осколки глухо свалились на каменные плиты, затрещали.
– Ты пришел? Хочешь продолжить наш поединок?
– Марак?!
Темная фигура в глубине шевельнулась, и подул слабый ветер, который нес в себе легкий аромат розового масла.
