Вот я и в Великом Зале.
Похоже, Олимпийцы все в сборе, за исключением Афины и Аполлона. Божественная парочка наверняка плавает в баках с клубками голубых червей в глазницах и под мышками. За те несколько мгновений, пока незваного гостя не учуяли, успеваю рассмотреть, что бессмертные разодеты в доспехи и вооружены до зубов. Бескрайнее пространство залито сиянием: повсюду сверкает золотая броня, блестящие копья, высокие шлемы с гребнями из перьев и начищенные, точно зерцала, нечеловечески громадные щиты. Вижу, как Громовержец отдает приказы, стоя рядом со своей колесницей. Вижу Посейдона в темных латах. Гермеса с Гефестом. Ареса, в руках у которого знаменитый серебряный лук Аполлона. Геру в ослепительной раззолоченной бронзе. И Афродиту, что тычет в меня пальцем…
Черррт!
– ЗАМРИ, СХОЛИАСТ ХОКЕНБЕРРИ!!! – ревет владыка Зевс, глядя в упор через весь Зал.
И это не просто дружеский совет. В тот же миг каждый мой мускул, каждая связка и сухожилие, каждая клеточка коченеет на месте. Биение сердца обрывается. Рука цепенеет, не сдвинувшись к медальону ни на дюйм. Броуновское движение в теле полностью прекращается, и схолиаст Хокенберри обращается в статую.
– Заберите у него Шлем Смерти, квит-устройство и все прочее, – командует Кронид.
Гефест с Аресом услужливо кидаются вперед и раздевают меня догола перед глазами божественной толпы. Капюшон тут же швыряют хмурому Аиду; в черных хитиновых доспехах с невиданным рисунком тот удивительно смахивает на кошмарного рассерженного жука. Зевс выступает вперед, подбирает с пола упавший медальон, свирепо глядит на него, как будто желает раздавить в гигантском кулаке. Мне не оставляют ровным счетом ничего – ни наручного хронометра, ни даже трусов.
– Отомри, – изрекает Молниелюбец.
Я хватаюсь за грудь и, задыхаясь, валюсь на мраморный пол. Сердце, начавшее биться, пронзает безумная боль: уверен, это инфаркт. Все, на что я способен, – не обмочиться прямо сейчас, перед ними.
Зевс поворачивается ко мне спиной:
– Убрать его.
Восьмифутовый бог войны поднимает кратковечного нарушителя спокойствия за волосы и оттаскивает прочь.
55
Экваториальное Кольцо
– Помыслил, Сам, – зашипели по-Калибаньи тени лазарета, – научит вашу парочку покорству! Какой же Бог не делает, что хочет? Вот так и Он.
– Откуда, чтоб ему, этот голос? – сердито рявкнул Харман.
Зал окутывала плотная тьма, в которой мягко мерцали только пустеющие по одному резервуары.
Даэман обыскал пространство между обеденным столом чудовища и входной мембраной, однако ничего не нашел.
– Наверно, вентиляция, – пожал он плечами. – Или какой-нибудь не замеченный нами вход. Если эта тварь выйдет на свет, я убью ее.
– Выстрелишь – может быть, убьешь – вряд ли, – отозвался призрачный Просперо, стоя у панели управления баками. – Он прирожденный дьявол, и напрасно прошли мои труды и мягкость обращенья. Напрасно все! С годами становился он лишь еще уродливей и злей.[28]
Два дня и две ночи, сорок семь с половиной часов, сто сорок четыре полных оборота астероида вокруг своей оси мужчины наблюдали, как постепенно исчезают люди из целебных резервуаров, пока не были отправлены почти все. Путешественники научились вызывать внешние трехмерные картинки в любое время, дабы следить за прямым точно стрела передвижением ускорителя. Но сквозь прозрачные панели потолка уже и так стал виден гигантский ускоритель частиц, нацеленный черной дырой вперед. Просперо и виртуальные приборы заверяли, что столкновение произойдет через девяносто минут; собственные глаза и сердца твердили другое, так что в конце концов товарищи совсем перестали поднимать головы.
Калибан прятался где-то поблизости. Молодой мужчина пожертвовал дыхательной маской ради линз ночного видения и к тому же то и дело направлял фонарик Сейви под стол чудовища, где на полу белели обглоданные кости.
Дорога в лазарет показалась друзьям самым ужасным из их приключений: пробиваться в полумраке сквозь плотные заросли ламинарий, каждую секунду ожидая коварного нападения, – что может быть хуже? Так они полагали тогда. Пару раз Даэман замечал какие-то серо-зеленые тени и не раздумывая стрелял по ним. Первая скрылась прочь, вторая, покачиваясь, выплыла навстречу путешественникам. Это оказалась высохшая мумия, в теле которой поблескивала россыпь дротиков. В общем, все обошлось.
И вот теперь, спустя почти двое суток, проведенных без сна, почти без еды, если не считать протухшей ящерки, друзья знали твердо: худшее – это последний час. Единственным, что поддерживало их силы, была вода. К счастью, мужчины догадались по пути сделать остановку у входа в грот и несколько минут ломали кромку льда ногами, чтобы наполнить бутыль Сейви шарами грязной, отвратительной и такой вожделенной влаги. Однако бесценные запасы быстро иссякли. Идти обратно к пещере? Разве можно тратить время на подобные мелочи? К тому же друзья забили входную мембрану пластиковыми крышками, снятыми с пустых резервуаров, дабы сразу же услышать, если Калибан попытается ворваться внутрь. От суровой жажды, переутомления, плохого воздуха и непрестанных страхов языки путешественников распухли, а головы безумно раскалывались.
Дюжина-другая сервиторов не доставила друзьям особых неприятностей. Некоторые машины продолжали спокойно отсылать людей на Землю, а те, которые занимались приемом новых пациентов, были без труда обезврежены. В первого робота Даэман выстрелил, однако тут же понял свою ошибку. Дротики поцарапали краску, слегка покорежили металл, сокрушили левый манипулятор и выбили жертве окуляр; сервитор даже не прервал работу из-за таких пустяков. Выход из положения нашел Харман: открутил у ненужного бака солидный кусок трубы (и без того ледяную атмосферу немедля наполнили пары жидкого кислорода) и меткими ударами по очереди привел машины в негодность.
Когда товарищи присоединили к контрольному пульту линию голографической связи, явился Просперо и принялся помогать советами. Сначала мужчины отключили принимающие факс-узлы и незамедлительно отослали обратно всех невредимых новоприбывших, пока синие черви не принялись за дело, ускорить или прервать которое, по словам мага, не было никакой возможности. Вскоре улетели на Землю и те, кто имел несерьезные болячки. Всего в лазарете стояло шестьсот шестьдесят девять баков; из них не пустовало сейчас только тридцать восемь: двое – обычные именинники, остальным же требовался настоящий «ремонт».
– Сетебосу вдвойне приятен труд, – прошипел ненавистный змеиный голос.
– Заглохни! – взревел Даэман.
Он шел между рядами резервуаров, стараясь не взлететь на воздух, и озирался по сторонам. Повсюду плясали смутные тени, однако ни единая из них не заслуживала выстрела.
– Не в состояньи дела завершить, – шептал Калибан из темноты. – Вот, навалил большую кучу торфа, размерил, набросал из мела плиты и рыбьим зубом начертал луну на каждой. Вокруг – шипы, а самую вершину Он увенчал медвежьей головой, вернее, черепом, добытым не в поединке – это слишком сложно, – а найденным в лесу. Никчемная работа, смеху ради. Как надоест, и растоптать не грех. Вот так и Он.
Внезапно Харман рассмеялся.
– Что? – Молодой спутник наполовину прошагал, наполовину проплыл назад, к панели управления, вокруг которой беспорядочно валялись обломки сервиторов, чем-то напоминая картину на жутком столе людоеда.
– Пора выбираться отсюда. – Девяностодевятилетний путешественник потер покрасневшие глаза. – Представляешь, я начинаю понимать, о чем бормочет эта тварь.
– Просперо, – позвал Даэман, напряженно вглядываясь в сумерки между слабо мерцающими баками, – может, хоть ты скажешь, что за треклятый Сетебос такой?
– Божество, которому поклоняется мать Калибана, – ответил маг.
– Ага. И она тоже бродит рядом? – Сжимая в руке оружие, обитатель Парижского Кратера ненадолго
