Тромо Трочи никогда не бывал на ТКЦ – точнее, он вообще никогда не бывал нигде за пределами Тянь-Шаня, – но его как торговца не могли оставить равнодушными рассказы о некогда процветавшей столице.
– Жаль, что мне нечего продать, – сказал Тромо. – Да на такой планете я б за полгода выстроил коммерческую империю.
Энея спокойно извлекла из рюкзака внушительный золотой слиток.
– Это вам для начала. Но не забывайте о своем истинном долге.
Коротышка поклонился, прижимая слиток к груди:
– Никогда не забуду, Та-Кто-Учит. Зря я, что ли, мучился, постигая язык мертвых?
– Просто берегите себя ближайшие несколько месяцев, – сказала Энея. – А потом, уверена, вы сможете позволить себе отправиться на любую планету, куда ни пожелаете.
– Я бы отправился туда же, куда и вы. – Первый раз на моей памяти он проявил свои чувства. – За это я отдал бы все свое богатство – прошлое, будущее, любое, какое можно придумать.
Я изумленно уставился на него. И тут у меня впервые зародилось подозрение, что, возможно, – да нет, точно! – многие апостолы Энеи не только преклоняются перед ней, но и чуточку в нее влюблены… Да, не каждый день услышишь подобное из уст коммерсанта!
Энея пожала ему руку:
– Берегите себя!
Когда мы вернулись, «Иггдрасиль» продолжали обстреливать. Его продолжали обстреливать до тех пор, пока Энея не перенесла нас из системы Тау Кита-Центра.
Город-планета Лузус ничуть не изменился: все те же ряды небоскребов-Ульев, поднимающихся над крытыми серыми металлическими каньонами. На Лузусе мы оставили Джорджа Цзаронга и Джигме Норбу. Коренастый, мускулистый Джордж (он плакал, обнимая Энею) вполне мог сойти за лузианина, но тощий и долговязый Джигме будет выделяться даже в огромных толпах Улья. Впрочем, на Лузусе гости с других планет не редкость, и хорошим мастерам тут нетрудно устроиться, были б деньги. Увы, Лузус – одна из немногих планет Священной Империи, вернувшихся к универсальным кредитным карточкам, а кредитных карточек у Энеи не было.
Однако буквально через несколько минут после того, как мы вышли из пустынных коридоров Трущобного Улья, к нам приблизились семеро в красных одеждах. Я шагнул вперед, заслонив собой Энею. Но незнакомцы и не думали нападать. Они опустились на колени прямо на грязный пол, склонили головы и тихо запели:
– Культ Шрайка, – тупо произнес я. – А я думал, их всех истребили во время Падения.
– Мы предпочитаем, чтобы нас называли Церковью Последнего Искупления, – сказал старший, поднимаясь с колен и почтительно глядя на Энею. – И – нет… нас не истребили, как вы изволили выразиться… нас загнали в подполье. Приветствую тебя, Дочь Света. Приветствую тебя, Невеста нашего Создания.
Энея раздраженно покачала головой:
– Ничья я не невеста, епископ Дерейн. Этих двоих, пришедших со мной, я вверяю вашей защите на ближайшие десять месяцев.
Епископ в красном склонил лысую голову.
– Как и сказано в пророчествах, Дочь Света.
– Да не в пророчествах, – поправила Энея, – в обетованиях.
Обернувшись, она в последний раз обняла Джорджа и Джигме.
– Мы еще увидимся, учитель? – спросил Джигме.
– Этого я обещать не могу. Но обещаю, что, если это будет в моей власти, я дам о себе знать.
Сырыми коридорами мы вернулись в пустой зал Трущобного Улья, чтобы никто не увидел нашего чудесного возвращения и в плодородную почву Культа Шрайка не упало новое зерно.
На Цингао-Чишуан Панне мы попрощались с далай-ламой и его братом Лобсангом Самтеном. Лобсанг плакал, первосвященник – нет.
– Местный диалект китайского просто ужасен, – пожаловался далай-лама.
– Они поймут вас, Ваше Святейшество, – сказала Энея. – И услышат.
– Но мой учитель – вы! – чуть ли не с гневом бросил парнишка. – Как я смогу учить их без вашей помощи?
– Я помогу. Постараюсь помочь. А остальное – ваша работа. И их.
– Но нам можно причастить их? – спросил Лобсанг.
– Если они сами попросят. – Энея обернулась к далай-ламе: – Вы благословите меня, Ваше Святейшество?
– Это я должен просить о благословении, учитель, – улыбнулся мальчик.
– Пожалуйста, – попросила Энея, и снова я услышал в ее голосе безмерную усталость.
Далай-лама склонил голову, прикрыл глаза и произнес:
– Это из «Кунту Сангпо», что открылось в видении моему тертону[17] в его предыдущем воплощении…
Энея поклонилась далай-ламе:
– Чертог Первичных Пространств Пустоты… – тихо повторила она. – Насколько элегантнее моей неуклюжей «Связующей Бездны». Благодарю вас, Ваше Святейшество.
– Благодарю вас, учитель, – в свою очередь поклонился далай-лама. – Да будет ваша смерть более быстрой и менее мучительной, чем мы оба предполагаем.
Мы с Энеей вернулись на корабль-дерево.
– О чем он говорил?! – Я схватил ее за плечи. – Какая такая смерть? Что значит «более быстрой и менее мучительной»?! Что, черт возьми, все это значит?! Ты что, хочешь, чтоб тебя распяли?! Ты что, вознамерилась играть эту треклятую роль мессии всерьез и до конца?! Скажи мне, Энея! – И тут до меня дошло, что я изо всех сил трясу ее за плечи. И я бессильно уронил руки.
Энея обняла меня.
– Просто оставайся со мной, Рауль. Оставайся со мной, пока сможешь.
– Останусь! – Я похлопал ее по спине. – Клянусь, я останусь.
На Фудзи мы распрощались с Кенширо Эндо и Харуюки Отаки. На Денебе III – с Катериной, десятилетней девочкой, которую, казалось, совсем не пугает перспектива остаться в полном одиночестве на чужой планете. На Седьмой Дракона, мире замерзшего воздуха и жутких снежных призраков, мире, где были убиты отец Главк и наши друзья чичатуки, вызвался остаться задумчивый Римси Кийпу. На Неверморе мы расстались еще с одним незнакомым мне человеком – кротким пожилым джентльменом, похожим на доброго младшего брата Мартина Силена. На Рощу Богов, где десять стандартных лет назад А.Беттик лишился руки, вместе со мной и Энеей телепортировались два тамплиера из помощников Хета Мастина. На Хевроне, очищенном от иудейских поселенцев и освоенном колонистами-христианами, остались эмпаты сенешаи ЛЛееоонн и ООээалл. Мы простились с ними на закате, в пустыне. Скалы еще хранили дневное тепло.
