более что уже было совсем поздно.
Я шел домой медленно. Мне было совсем плохо. Нет выхода. Нет никого кругом, кто хотел хоть как-то изменить жизнь. У меня даже дурацкая мысль появилась – забрать Надю и убежать на какой-нибудь атолл в Океании. Там, небось, нет ни сентов, ни людей. Но от этого стало ещё гнусней. Неужели я один хочу бороться? Но как – ведь кругом люди призраки.
Незаметно я дошел до дома. Надя видимо спала. Тихонечко, чтобы не будить её я протопал в свою комнату и провалился в черный, липкий сон.
Плохая зима в этом году. Начало декабря, пора бы и примораживать, а в воздухе все время висит липкий туман, почти морось. И обидно, я люблю туман, когда идешь, как в сказочном облаке, когда звуки становятся таинственными и кажется, что вокруг только чудеса. А тут – просто испачканный воздух. Мы с Сашкой пришли самые первые. Фонтан, не работал и был почти полностью засыпан листьями. Бронзовые девушки, которые раньше грациозно держали бронзовые венки над водой, теперь выглядели странно. Их скульптурные груди были покрыты инеем и казались мертвенно бледными. Подошло ещё несколько человек. Я помнил всех. Не всех по имени, но это были именно они! Я кинулся с Петрушкевичу, хотел его обнять и похлопать по спине. А все здоровались так, как будто только вчера расстались. Безразлично. Только Арно стал угощать меня колой.
На лавочке напротив фонтана уже сидел Пыльцын. Был он страшный, с перекошенным лицом и слезящимся, незакрывающимся глазом. Нарочно, чтобы подразнить его, я предложил помахать мечами. Меч у меня был почти настоящий, я его даже успел черной краской из аэрозольного баллончика покрасить. Ну, с Сашкой фехтовать не удастся, у него-то почти настоящее оружие. А вот у Зофо – меч как у меня. Володя как-то безвольно взял меч, и странно так на меня посмотрел.
– Давай лучше коньяка хлебнем! – Это Толик предложил мне фляжку. Правда она была огромная, литров на сто. Я ещё удивился, как он её одной рукой держит.
– А зачем драться? – удивился Петрушкевич. Складывалось впечатление, что он не лучший в нашей компании рубака.
– А вот зачем! – я прямо без подготовки нанес ему рубящий удар сверху. Так – для затравки.
Я хотел красивым движением скрестить меч с Зофо, вложил всю силу в удар. А Володя съежился весь и закрыл лицо и голову руками. А остальные смотрели на нас с легким страхом.
– Вы что, так и не будете драться? – я сердился и, с мечом наизготовку, подошел к остальным. – Прямо мертвяки какие-то! Да и то, мертвяки хоть страшные, а вы… Рыба вареная!
– Ну, что замерли?! – я заорал просто уже вне себя. – Давайте, все на меня! Я покажу вам, как мочат зервудаков! Мечи в руки!!!
Реакция последовала совсем слабая. Мечи в руки-то взяли, но стали все также вяло топтаться на месте.
– На меня!!! Что, слабаки? – Я стал размахивать мечом, стараясь зацепить то одного, то другого. И уже не особенно стесняясь больно стукнуть. Ну, хоть что-то их проймет? – Надо только начать драться! Потом все получится!
И тут все замерли и побросали мечи, уставившись за мою спину. Из-за голых крон деревьев выплыла тройка транспортеров. Они зловеще зависли прямо у меня за спиной. Никакого движения, только страшные синхронные взмахи крыльев. Все это длилось несколько секунд. Потом транспортеры рывком перестроились и сели на землю. Так, что мы оказались в центре треугольника, по углам которого стояли машины сентов. У одного из них откинулся вверх люк и оттуда вышел сент. Не обращая ни на кого внимания, он подошел ко мне.
– Ну что, поиграть захотел? – с издевкой и некоторым любопытством произнес сент. – Много знаешь?
Я смотрел в глаза сента, впервые вблизи, нос к носу. Смотрел просто так. А он был так знаком мне этот сент. С золотой фиксой, с запахом перегара и дешевых сигарет изо рта. А у меня бешено колотилось сердце. И немело лицо.
– Я много знаю, – я не говорил, я почти шипел в лицо сенту, – я очень много знаю. Тебе и за сто твоих жизней такого не узнать!
Я сорвался с места и стал рубить мечом сента. Меч проходил сквозь него и вяз в воздухе. Я пробежал дальше и стал рубить их проклятый транспортер. А меч все не попадал и скользил мимо. А я полетел вслед за моим мечем. И уткнувшись носом в землю, я заметил на желтом листике клена мелкий иней. Дальше наступило небытиё.
Проснулся я под все ещё страшные удары сердца. Я заснул, а форточка нараспашку, шторы не задернуты. В окно влезало зимнее воскресение. С солнцем и холодным воздухом. Я мне было стыдно за мой сон. Вернее за меня с деревянным мечом в том сне.
Сегодня суббота. Никуда не идти, ничего не делать. И почему то на душе хуже, чем обычно. Собравшись силами, пошел на кухню. Мельком взглянул на дверь Надиной комнаты. Там было тихо. Ну, наверное, спит. Проснется – извинюсь. Может легче станет. Да не может, а точно. Но хотя, станет легче, а что дальше? Может научиться гнать самогон из брикета? Вдруг поможет на время. А потом сопьешься, и будет все равно. Также все равно, как всем остальным. А если все-таки не всем? Неужели никто и нигде…
Ну, что я за глупости говорю? Да взять хоть Рубана – он, что в деревню свою пошел и все про лагерь забыл? А Евдокия? Да ведь эта женщина сильнее меня в тысячу раз! Она ведь борется, как может. И сохранила себя в этом ужасе. И совсем сумасшедшая идея пришла – я еду к ней. Просто захотелось поговорить. Она ведь умная, не то, что я. Да и до нее на велике час не больше! Надя пусть спит, а я к Дуне съезжу. Про Надю расскажу, про жизнь в городе.
Глава двадцать седьмая
Велосипед беззаботно нес меня по центральной улице города, переходящей в загородное шоссе. Наверное, в каком-нибудь романе написали бы, что здесь за городом и невидно, что мир почти умер. Это было бы неправильно. Вернее все было спокойно – вдоль дороги заснеженные деревья, птички какие-то чирикают. Но дорога пустая. Пустая настолько, что хрупкий снег лежит поверх желтых листьев. Они упали и их не размяли машины, не разметали вдоль дороги. По этой дороге давно никто не ездил. Пока я ехал я окончательно понял одно. Я никогда не буду больше жить как жил до сих пор. Я должен бороться. Неужели я боюсь их, пусть и с безумной техникой, пусть и много их? Нет. Я не могу жить так, как амеба или зомби какой-то. Ради памяти всех, кто погиб. Ради моих друзей. Вот Надя… Но зачем я Наде – если я буду ходить на работу, жрать брикет и трепаться на кухне. Вроде ничего особого я не придумал, но почему-то стало легко.
