разговаривали? Кто-нибудь к вам подходил?
Татьяна выжала из себя усмешку.
— Ах, вот оно что, вы, оказывается, интересуетесь, не пытался ли кто-нибудь заигрывать со мной? К сожалению, нет. В этом смысле Париж разочаровал меня. — Она раздавила сигарету в пепельнице. — Так что же все-таки стряслось, Николай Алексеевич?
У Белова не было причин не доверять ей. Более того, он хотел ей верить. Ведь и сам он вчера не был на службе. Окажись он тогда в посольстве и получи приказ Масловского вовремя, Татьяна Воронина не вышла бы сегодня утром из «Ритца». Во всяком случае, одна.
В кабинет впорхнула Ирина.
— Генерал Масловский на проводе.
Белов снял трубку, Татьяна тут же протянула к ней руку.
— Я хочу с ним говорить.
Полковник отклонился назад.
— Белов слушает, Иван Владимирович.
— Здравствуй, Николай. Она у вас?
— Так точно, Иван Владимирович. — Многолетняя служба, связывавшая их, позволяла обходиться без уставного «товарищ генерал».
— Она под охраной? Ни с кем не вступала в контакт?
— Все в порядке, Иван Владимирович.
— Значит, этот Девлин не пытался с ней поговорить?
— Судя по всему, нет. Мы запросили через компьютер его личное дело, со всеми фотографиями и подробностями жизни. Если он попытается что-нибудь предпринять, мы сразу же обнаружим.
— Ну, хорошо. Дайте Таню.
Она почти вырвала трубку из рук Белова.
— Папа?
Вот уже много-много лет она обращалась к своему приемному отцу именно так. Его голос, как всегда, звучал мягко и дружелюбно:
— Как твои дела? Все в порядке?
— Они меня совершенно вывели из себя, — ответила Татьяна. — Никто не хочет сказать мне, что происходит.
— Думаю, единственное, что я могу тебе сказать, так это то, что по причинам, которые в данную минуту значения не имеют, ты оказалась втянутой в дело, затрагивающее государственную безопасность нашей страны. Все очень серьезно, и ты должна как можно быстрее вернуться в Москву.
— А мои гастроли?..
Голос человека на другом конце провода стал вдруг холодным, непримиримым, не терпящим никаких возражений.
— Гастролям конец. Сегодня вечером ты еще выступишь в консерватории. Первый прямой рейс на Москву все равно завтра утром. Через прессу объявим, что твоя старая травма кисти дала о себе знать, в связи с чем необходимо срочное лечение. Этого будет вполне достаточно.
Всю свою сознательную жизнь Татьяна соглашалась с тем, что он определял ее карьеру, ибо верила в его заботу и любовь. Но тон голоса, который она слушала сейчас, принадлежал совершенно иному человеку.
— Но папа! — еще раз перебила она.
— Никаких возражений. Ты будешь делать все, что скажет полковник Белов. Дай мне его.
Дрожащей рукой она молча протянула трубку Белову. Так он с ней еще никогда не говорил. Разве она была просто девчонкой с улицы, с которой можно поступать как заблагорассудится?
— Слушаю, Иван Владимирович. — Белов некоторое время молчал. — Нет вопросов. Вы можете на меня положиться.
Положив трубку, он открыл одно из дел на письменном столе. На фотографии, которую он вынул оттуда, был изображен Лайам Девлин. Года на два моложе, но это был, несомненно, он.
— Этот человек по национальности ирландец. Зовут его Лайам Девлин. Работает профессором в Дублинском университете и обладает определенным шармом. Однако было бы большой ошибкой недооценивать его. Всю свою жизнь он состоял активным членом ИРА, а одно время даже входил в состав руководства этой организации. Отличный стрелок и безжалостный боевик. Еще в юности по поручению группы приводил в исполнение смертные приговоры.
Таня глубоко вздохнула.
— А какое он имеет отношение ко мне?
— Какое именно, вас не касается. Вам достаточно знать, что он во что бы то ни стало попытается поговорить с вами, а этого мы не можем допустить ни при каких обстоятельствах, не так ли, капитан?
— Да, товарищ полковник, — произнес Туркин с каменным лицом.
— Итак, — сказал Белов, вновь обращаясь к Тане, — теперь вы с Рубеновой возвратитесь в «Ритц» в сопровождении Шепилова и Туркина. Не покидайте отель до вечернего концерта, на который вы опять же поедете с ними. Я тоже буду там; потом посол дает прием, на который приглашен президент Миттеран. Лишь из-за него мы не отменили сегодняшнее выступление. Вам что-нибудь неясно?
— Нет, — холодно ответила она, усмехнувшись. — Даже слишком ясно.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Белов. — Тогда возвращайтесь в отель и отдыхайте.
Татьяна повернулась, и Туркин с почти незаметной кривой ухмылкой на лице отворил дверь. Она прошла мимо капитана в сопровождении Шепилова и насмерть перепуганной Рубеновой. Последним кабинет покинул Туркин.
Девлин только что приехал домой в Килри. У него, кстати, не было экономки, а лишь приходящая дважды в неделю горничная, которая приводила дом в порядок, что его вполне устраивало. Он зашел на кухню, поставил воду на огонь и отправился в гостиную, чтобы разжечь камин. В тот самый момент, когда он подносил спичку к щепкам, в дверь террасы постучали. Девлин обернулся и увидел Макгинесса.
— Быстро же ты! Я только что вернулся.
— Я знал об этом через пять минут после посадки самолета из Парижа. — Макгинесс был в гневе. — Что происходит, Лайам? В какую игру мы играем?
— О чем ты говоришь?
— О Левине и Билли, а кроме того, о Майке Мерфи, труп которого с двумя пулями выловили из Лифи. Ясно как божий день, что это дело рук Качулейна. Откуда у него информация?
— Откуда мне знать? — Девлин взял два бокала и бутылку «Бушмиллс». — Выпей и успокойся.
Макгинесс отпил немного.
— Я считаю, что информация уходит через Лондон. Как известно, в британской тайной службе давно уже работает масса чужих агентов.
— Ты несколько преувеличиваешь, но доля правды в этом есть, — подтвердил Девлин. — Однако, как я уже говорил, Фергюсон считает, что утечка имеет место у вас.
— Чушь. Надо, в конце концов, взять Черни и выжать из него все.
— Почему бы и нет, — сказал Девлин. — Но я сперва согласовал бы это с Фергюсоном. Давай подождем еще сутки.
— Пусть будет по-твоему, — с явным неудовольствием ответил Макгинесс. — Будем поддерживать самый тесный контакт, Лайам.
Он вышел, как и вошел, через террасу.
Девлин налил себе еще, опустился в кресло, пригубил виски, подумал немного и снял трубку. Хотел было уже набрать номер, однако, чуть помедлив, снова положил трубку на место, достал из ящика стола черный прибор и включил его. Никакой реакции. Ни от телефонного аппарата, ни от чего-либо еще во всей комнате.
Он удивленно хмыкнул.
— Так. Значит, либо Фергюсон, либо Макгинесс. Один из двух.
