– Рос Патс, – сказал молодой человек, учтиво поклонившись.
– Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке, – расшаркался старичок. Лишь один нюклиет не сказал ничего, а просто прошел мимо аббата, обдав его дурным запахом немытого тела.
– Все мы, как я понимаю, дожидаемся хире Бофранка, – заключил аббат, когда они вернулись в комнату субкомиссара и уселись кто в кресло, кто на табурет. – Но скажите, что творится на улицах?
– Насколько я могу судить, фрате, наконец-то появились отряды кирасиров и патрули гардов, – сказал Патс. – Пресветлый король, видимо, дал нужные указания; я видел, как гарды крючьями ловили и волокли бродячего мертвеца, извивавшегося, что твой червь в пальцах у рыболова.
Бальдунг хмыкнул, но ничего не изрек; он возился пальцами в миске, что осталась от завтрака, и с хлюпаньем облизывал их. Смердело от него так, что Тристан вынужден был зажимать нос платочком.
– Могу ли я, в свою очередь, спросить, что привело вас из Кольны, фрате Гвиттон? – выказал любезный интерес Патс.
Аббат развел руками:
– Сие я могу сказать лишь самому хире Бофранку, прошу понять меня правильно.
– Печально, – покачал головою молодой человек. – Мы только и делаем, что ходим туда и обратно, охраняем друг от друга тайны, а в это время творится бог весть что и, кто знает, не перейден ли уже тот рубеж, за которым возвращение назад невозможно.
– Все в руках господа, – пробормотал аббат отстранено.
– Господь тут ни при чем, – отрезал Бальдунг. – Что же не явит он лик свой, а, фрате Гвиттон? Кстати, что вы делаете в Кольне?
– Что может делать священник? Наставляю людей на путь, предопределенный господом… Уж не заподозрили ли вы во мне обманщика, вы, человек, чьего имени я так и не услыхал?
– А вам его знать ни к чему, – сказал Бальдунг. – К тому же в Кольне всего два священника, и ни одного из них, как мне кажется, не зовут Гвиттон.
– Однако ж я – именно фрате Гвиттон из Кольны, и хотел бы сказать, что:
– То-то что делами, – проворчал нюклиет с гадкой гримасою, но все же унялся, вылизывая миску, и сие занятие, судя по всему, казалось ему столь же приятным, сколь отвратительным виделось оно остальным присутствующим.
Так и сидели в молчании, слушая потрескивание дров в камине да доносившийся с улицы шум – то цокот копыт по мостовой, то громкое многоголосое мяуканье, а однажды раздался отдаленный выстрел из пистолета или аркебузы.
Со скуки молодой Патс принялся листать найденную на камине книгу, склонившись к самому огню, Бальдунг закончил облизывать посудины и задремал, где сидел, лишь старичок Кнерц в своей постоянной подвижности не мог усидеть на месте и то ворошил в камине дрова кочергою, то подбегал к окну, дабы посмотреть, что делается снаружи, то преискусно вертел в воздухе тросточкою.
Аббат же молча размышлял, уставясь в камин.
Занятый каждый собою, они не заметили, как на пороге, хромая, появился тот, кого ждали они с самого утра, – субкомиссар Хаиме Бофранк, из-за плеча которого выглядывала весьма перепуганная хозяйка.
Первым, кто узрел присутствие Бофранка, оказался его брат – на счастье Тристана.
Аббат бросился навстречу, бормоча:
– Хире Бофранк! Это вы! Вы не должны знать меня – я фрате Гвиттон из Кольны и прислан к вам в помощь!
Субкомиссар в изумлении поднял брови, но увидел умоляющие глаза Тристана и понял, что у брата есть некие причины – дурные или благие, разбираться не было времени – скрывать свое подлинное имя и родство. Поэтому Бофранк не стал долго рассуждать над сим вопросом, а попросту поклонился и сказал:
– Я рад видеть вас здесь, фрате Гвиттон. Равно как и вас, хире Патс, и вас… э-э… Бальдунг.
– У тебя по-прежнему что-то гниет внутри, – пробормотал нюклиет с обычной своей приятностью, как и при первой встрече с Бофранком. Фраза сия доставляла ему немалое удовольствие, хотя Бофранк, как человек, спасший нюклиета от костра, мог бы рассчитывать на несколько иное к себе отношение, но не стал затруднять себя мыслями на сей предмет.
– Вы тоже по-прежнему милы, словно роза в середине мая, усыпанная росою, – лишь сказал в ответ Бофранк. – А кто вы, хире? Вас я, кажется, вовсе не знаю… как и фрате Гвиттона.
– Меня зовут Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке Базилиус Кнерц, и я приехал по просьбе вашей доброй знакомой и супруги вот этого молодого человека, – отрекомендовался старичок, раскланиваясь. – Я алхимик и, может статься, буду вам полезен. Кроме того, я должен передать вам кое-что на словах, как только мы уединимся. Я оставлял вам записку, однако теперь она вовсе не нужна – бросьте ее в камин, хириэль.
Предпоследняя фраза Кнерца вызвала смятение в душе аббата, которое он, впрочем, внешне никак не выказал. Однако ж Бофранк не торопился беседовать со старичком; он велел хозяйке принести воды для умывания и что-нибудь из еды, а также вина. Выглядел субкомиссар изможденным, лицо его было сплошь перепачкано землею, платье – в чрезвычайном беспорядке. С собою он принес какой-то узел, который бросил в углу.
– Скажите, хире Патс, прибудет ли ваша супруга? – спросил Бофранк, в ожидании обеда и умывания усевшись в кресло, кое уступил ему молодой человек.
– Несомненно. Я тревожусь лишь о том, как бы не случилось чего в дороге, – сказал Патс.
