равно ничего большего сделать не представлялось возможным.
Как ни странно, лошадей, что были привязаны поодаль, гнусные твари на сей раз не тронули, будто шли они прямиком в гости к Хаиме Бофранку, а на прочее внимания не обращали. Хотя животные были перепуганы и прядали ушами при каждом слабом звуке, ни одной раны на них не обнаружилось, поэтому путь к побережью противу прошлого занял много меньше времени. По мере движения воздух становился теплее, хотя и не настолько, как должен был, а снег почти весь истаял и лишь кое-где лежал неопрятными серыми грудами. То и дело попадались пирамиды, сложенные из камней, на верхушках которых покоился плоский булыжник с изображением двух квадратов, сиречь Тиары Люциуса. Бофранку показалось, что таких пирамид стало куда больше, чем раньше; хотя скорее всего на самом деле ему это только казалось.
Когда до поселка на берегу осталось менее чем полдня пути, Гаусберта остановила лошадь, понудив остановиться и остальных.
– Мы уже рядом, – сказала она, – и не худо бы вспомнить слова из Второй Книги о четырех всадниках.
– Значит ли это, что кому-то нужно будет остаться? – спросил Фолькон, подразумевая под этим, конечно же, что он-то не останется ни при каких условиях.
– Да. Дальше мы поедем вчетвером.
– Мы? – поднял брови Бофранк.
– Я, вы, хире Бофранк, хире Фолькон и мой супруг. Оггле Свонк останется здесь, равно как и Бальдунг.
– Нужно ли вам подвергать свою жизнь опасности?!
– Я умею то, чего не умеет никто из вас. Конечно, кое-что умеет и Бальдунг, но я попросила его ехать с нами лишь потому, что не исключала возможности, что сама до побережья не доберусь. Но я здесь, и я буду стоять с вами до конца.
На полянке разбили лагерь, где оставили все припасы и поклажу, взяв с собою только оружие и самое необходимое. Оггле Свонк не скрывал радости, хотя и был озадачен мыслию, как же он доберется домой, коли остальные, не приведи господь, погибнут. Нюклиета он боялся и в спутники не желал; впрочем, разбитной малый хорошо помнил, что на берегу имелся поселок, где, может статься, Оггле Свонк найдет приют.
Нюклиет проводил взглядом четырех всадников, ускакавших по лесной тропе, и сказал:
– Как бы там ни было, пойду-ка я и присмотрю за ними.
– Как вам будет угодно, хире Бальдунг, – сказал Оггле Свонк, разводя костер. Но нюклиет не слышал его; он постоял еще немного, затем плюнул себе под ноги и пошел в том направлении, где только что скрылись четыре всадника.
Взору Бофранка открылся продолговатый залив, окаймленный поросшими лесом холмами, посредине которого из волн морских подымался остров. Формы он был почти что круглой, так что субкомиссар, как и в прошлый раз, подивился, почему его все же поименовали Ледяным Пальцем.
На побережье прежде стоял небольшой поселок – аккуратные дома, сложенные из каменных плит и бревен, причал с лодками… Но нынче поселок был напрочь разрушен: многие дома еще догорали, источая черный дым.
Там и сям меж домами лежали мертвецы в позах столь прихотливых, что ясно было – смерть застала их внезапно и была сколь быстрой, столь и болезненной, о чем говорили застывшие на лицах гримасы ужаса и боли. Помимо людей там лежали беспорядочно куры и кошки, собаки и козы, и никому не нашлось пощады…
– Здесь должна быть лестница, – сказал Бофранк, с трудом отрывая взгляд свой от дикой картины. – Да, вот она.
В самом деле, лестница, сплетенная из ветвей и древесной коры, обнаружилась на прежнем месте. Странно, что Люциус не уничтожил ее.
– Оставим лошадей здесь? – спросил Фолькон. – Но как же слова о четырех всадниках?
– Здесь важны слова о числах квадрата, а пешими мы будем или же в седлах – не суть важно, – пояснила Гаусберта с некоторым, впрочем, сомнением. Но ничего не оставалось, как привязать лошадей к дереву и спуститься вниз.
Запах дыма и горелого человеческого мяса на берегу был невыносимым.
– Сколько же в нем злобы! – воскликнул юный Фолькон, едва не споткнувшись о тело совсем маленького ребенка, сжимавшего в руке игрушечный деревянный кораблик.
– Он в гневе, – кивнула Гаусберта. – Нам придется тяжело.
– Никто в этом и не сомневался, – сказал Фолькон. Юноша был испуган, но крепился.
– Постойте, – сказала Гаусберта. – Прежде чем мы переправимся на остров, мы должны смочить наше оружие составом, что я приготовила еще в городе.
С этими словами она извлекла из кармашка на юбке стеклянный сосуд с плотно притертою крышкою. Вонь от мази из растертых пестом карликов стояла несусветная, однако ж, презрев брезгливость, все смазали ею не только шпаги, кинжалы и арбалетные стрелы, но и пули, заново перезарядив пистолеты.
Затем нашли на берегу брошенную лодку с одним веслом и поплыли в направлении острова.
Мелкие волны качали суденышко, солнце преярко светило в небе, и Бофранк внезапно почувствовал чудовищное желание повернуть обратно. Судя по взволнованным лицам его спутников, то же самое ощущали и они, однако Фолькон продолжал упрямо грести.
Когда нос лодки ткнулся в перемешанный с ракушками и водорослями песок, что-то неуловимо изменилось. Словно бы воздух стал гуще, солнечный свет странно замерцал, а в ушах возник едва слышный звон, наподобие того, каковой издает обычно настырное существо комар, но только куда тоньше и нежней.
