вылезшим из-за руля припаркованной черной иномарки. Кате его лицо показалось смутно знакомым. Где-то она видела этого человека, причем совсем недавно…
– Что-то я не секу, что происходит, – растерянно сказал Ермаков. – Ах черт, он же, этот мозговед, насчет совместного сеанса что-то там болтал…
– Смелее, – шепнула ему Катя. – Я была на одном таком общем сеансе. Ничего особенного. Сначала все скованны, смущены, потом начинают общаться, говорить.
– Не хочу я ни с кем общаться. Я с тобой хочу общаться.
– Иди, они тебя ждут.
Он сжал ей руку.
– Я позвоню.
Катя стояла возле «Кофе-хауса», качала головой: ну и ну, ну и свиданьице…
Пациенты доктора Деметриоса скрылись в особняке. Девица в «ришелье» с презрительной гримаской ввинтилась в стеклянную дверь кафе. Кате захотелось узнать: кем же она доводится бесподобному брюнету, затянутому в черную кожу, точно в рыцарский колет? Неужели женой? И кто он такой?
Она пока еще не знала, что брюнета зовут Гай. Им предстояло познакомиться несколько позже. Не знала Катя и того, что, пообедав с женой Еленой, Гай на машине отвез ее домой, а затем снова заехал за своей подружкой Лолой, которая вынуждена была ждать, пока он освободится от уз супружеских и снова обратит на нее свое внимание. Ждать – стало для Лолы с некоторых пор вполне привычной повинностью, но она не сердилась и не роптала в присутствии Гая. Только когда была одна… вот как сейчас, например, за столиком набитой молодежью, прокуренной кафешки…
Катя, войдя внутрь, увидела, что единственное свободное место за столиком – рядом с ней. Было ли это просто совпадением или в этом был некий знак?
Отчего-то потом, когда она увидела эту девушку уже при совершенно иных УЖАСНЫХ обстоятельствах, ей показалось… представилось, что это все же был некий знак. Знак – предупреждение, знак – угроза надвигающегося ХАОСА.
Глава 13
Товарищи по несчастью, или «not amused»
По завершении совместного сеанса Игорь Деметриос чувствовал себя выжатым как лимон, усталым и раздраженным. Раздражение – не лучшее состояние духа для дипломированного психотерапевта. Но поделать с собой Деметриос ничего не мог. За два с половиной часа совместного терапевтического общения он не продвинулся как специалист ни на йоту.
В голове, словно мухи, жужжали, жужжали – отдельные слова, обрывки фраз, возгласы, ИХ лица.
– Стесняться не надо, – сказал он ИМ в начале сеанса. – Вы все в одинаковом положении. И вы способны помочь друг другу и мне – понять, разобраться с тем, что с каждым из вас происходит.
Но они все равно были очень скованны и казались not amused – явно не в восторге. Это английское словцо все чаще и чаще ПОСЛЕ ЛОНДОНА приходило на ум Деметриосу. Он был не в восторге от всего, что его окружало, что казалось привычным, традиционным, обязательным. В том числе и от того, как продвигаются его дела с НИМИ – его пациентами.
Пациент № 3 – Евгений Ермаков, например, как плюхнулся в кресло спиной к окну, так словно воды в рот набрал. А до этого, как заметил Деметриос, весьма преуспел по части флирта с другой пациенткой – той самой Екатериной Петровской. Как это они снова пересеклись? Непонятно. Впрочем, он ведь что-то такое говорил ей вчера, мол, буду ждать… Выходит, дождался? Как это все быстро у него, с ходу, а ведь там, в Лондоне, выглядел таким мужем примерным…
Пациент № 2 – Владимир Жуковский тоже поначалу собрался было хранить гордое молчание. Но Деметриоса это категорически не устраивало. Новичку Ермакову такое поведение он еще мог простить, но Жуковскому, с которым уже было проведено столько индивидуальных подготовительных сеансов, – нет.
Выручил (а не то сеанс вообще можно было бы считать сорванным) пациент № 1 Олег Купцов по прозвищу Гай. Именно он всегда являлся для Деметриоса первым номером в этой странной троице с завихрениями. Например, Жуковскому он помогал только из чувства врачебного долга, Ермакову – из чувства жгучего профессионального интереса. И только Гаю помочь хотелось чисто по-человечески, а может быть, из-за чего-то большего, чем просто симпатия.
Сидя у себя в кабинете после сеанса, Деметриос вспоминал, как Гай реагировал на его вопросы. На столе перед Деметриосом лежали медицинские документы – справки, выписки из медицинской карты, ксерокопия проведенного обследования. После двух первых сеансов с пациентом Деметриос пригласил к себе его жену Елену Константиновну Купцову. И попросил медицинскую карту мужа, если таковая, конечно, имелась. Елена Константиновна документы привезла, и для Игоря Деметриоса стало настоящим открытием то, каким именно лечебным учреждением они были представлены. На карте стоял штамп поликлиники ФСО – Федеральной службы охраны.
«Муж служил в подразделении правительственной охраны, – сказала Елена Константиновна. – Какое-то время даже в службе сопровождения, знаете, такие бравые мотоциклисты – эскорт машин первых лиц государства. Он, Гай, был тогда еще совсем молодой. Его, как я знаю, устроил в службу охраны его дядя, он там какая-то шишка тогда был. Но после Ельцина всю охрану начали менять, и Гай уволился. В поликлинике же остался прикрепленным опять же благодаря своему дяде. У них вся семья в охране – мать его тоже когда-то работала на правительственном объекте. Правда, она давно уже в больнице. В психиатрической больнице».
Из медицинских документов ничего ТАКОГО Деметриос для себя не почерпнул. Гай был здоров как бык – так примерно там и значилось. Однако скрытая наследственная патология, возможно, имела место быть. То, на что Гай жаловался в первую очередь – болезненное, обостренное обоняние, не совсем адекватная реакция на запахи-раздражители, – могло иметь под собой чисто медицинскую причину. Деметриос настоял, чтобы Гай сделал томографию. И результаты этой томографии были сейчас перед ним на столе.
Деметриос вспомнил, как началась их беседа.
– Вам нравится то, чем вы сейчас занимаетесь? Ваш бизнес – он вас устраивает?
– Вполне, – ответил Гай. – Я всегда хотел иметь что-то вроде тренажерного зала, «качалки», чтобы и самому вдоволь заниматься, когда тянет, и другим давать такую возможность.
– Вам, Владимир, физические нагрузки тоже не помешали бы, – дружелюбно заметил Деметриос Жуковскому.
– Ненавижу спорт. И вообще у меня нет на это времени. Я работаю допоздна. Сегодня вот еле время выкроил, чтобы к вам приехать, – Жуковский поморщился. – А в выходные семья. Дочери в школу скоро, надо готовиться, потом теща, у нее вечно какие-то планы, вечно какие-то идиотские прожекты… Они все с женой прожектируют, а я должен выполнять, их прихоти выполнять!
– А вот Евгений, – Деметриос кивнул в сторону Ермакова, – по-моему, не имеет ничего против того, чтобы проявлять снисходительность к желаниям жены. – Деметриос вспомнил сцену в Британском музее. – Я прав, Женя?
Ермаков только пожал плечами. Его лицо выражало скуку. Ну, конечно, с этой девицей Петровской ему было на-а-амного веселее.
– Налаженный бизнес, любимое дело, семья – кажется, все, что нужно для счастья, – Деметриос снова обратился к Гаю. – И вместе с тем есть некая заноза, которая мешает это счастье испытывать в полной мере.
– Что-то вы уж слишком много для счастья перечислили, – усмехнулся Гай. – Я один раз был счастлив по-настоящему, когда… в общем, мы с пацанами в гараже мопед собрали, и он завелся. Мне лет двенадцать было, может, даже меньше тогда.
– А что мешало и мешает вам испытывать то, «настоящее»? – быстро спросил Деметриос. – Зависть?
– Только не зависть.
– Неудовлетворенность, страх?
Гай поднялся с кресла. Он был самый высокий из них. Отошел к окну.
– Я ничего не боюсь, – сказал он. – Просто иногда у меня такое ощущение, что я могу… в общем, я могу причинить кому-то вред… ненамеренно… а может, и нарочно.
– И это вам мешает быть счастливым?
