Вольный народец

Тиффани было жаль, что у нее не было шанса извиниться за пастушку.

Тогда она пошла домой и сказала всем, что Бабуля умерла. Ей было семь, и мир рухнул.

Кто-то вежливо постучал по ее ботинку. Она открыла глаза и увидела жаба. Тот держал во рту небольшой камень, а потом выплюнул его.

— Сожалею, — сказал он. — Я использовал бы свои лапы, но мы очень мягкий вид.

— Что мне полагается делать? — спросила Тиффани.

— Хорошо, если ты разобьешь голову об этот низкий потолок, у тебя будет повод потребовать возмещения ущерба, — ответил жаб. — Э… я это только что сказал?

— Да, и я надеюсь, что ты очень сожалеешь о том, что сделал это, — сказала Тиффани. — Почему ты сказал это?

— Я не знаю, я не знаю, — простонал жаб. — Прости, о чем мы говорили?

— Я подразумевала, что, по мнению пиксти, я должна делать сейчас?

— О, я не думаю, что надо что-то делать, — сказал жаб. — Ты кельда. Ты говоришь, что надо сделать.

— Почему Фион не может быть кельдой? Она пиксти!

— Ничем не могу помочь, — ответил жаб.

— Я могу быть полезззным? — спросил голос рядом с ухом Тиффани.

Она повернула голову и увидела на одной из галерей, опоясывающих пещеры, Уильяма бездомного. Вблизи он заметно отличался от остальных Фиглов. Его волосы были более опрятными и были заплетены в косичку. У него было не так много татуировок.

Он даже говорил по-другому — более понятно и медленнее остальных. Его речь походила на барабанный бой.

— Э, да, — сказала Тиффани. — Почему Фион не может быть здесь кельдой?

Уильям кивнул.

— Хоррроший вопрос, — сказал он вежливо. — Но ты знашь, кельда не может сочетаться со своим бррратом. Она должна отпррравиться в новый клан и сочетаться бррраком с воином оттуда.

— Хорошо, почему тот воин не может приехать сюда?

— Потому что местные Фиглы не знали бы его. У него не было бы никакого авторрритета, — Уильям заставил «авторитет» походить на лавину.

— О, хорошо… что там было о Королеве? Ты собирался что-то сказать, но они остановили тебя.

Уильям выглядел смущенным.

— Я не думашь, что могу сказать тебе про…

— Я временная кельда, — сказала Тиффани натянуто.

— Айе. Хорошо… было время, когда мы жили в мире Королевы и служили ей раньше, пока она не стала такой холодной. Но она обманула нас, и мы устррроили бунт. То было темное время. Мы ей не нравимся. И это все, что я могу сказать, — добавил Уильям.

Тиффани наблюдала, как Фиглы выходят из палаты кельды. Там что-то начиналось.

— Они похоронят ее в другой части кургана, — сказал Уильям. — С другими кельдами этого клана.

— Я думала, что будет больше… шума, — сказала Тиффани.

— Она была их матерррью, — сказал Уильям. — Они не хотят плакать. Их серррдца полны слез. Со временем мы устроим поминки, чтобы помочь ей вернуться на землю обетованную, и обещаю, что это будет громко. И мы будем плясать «восемь в кубе с перескоком» на мотив «Черта с адвокатом», и есть, и пить, и смею заверить тебя, что у моих племянников к утру будет головная боль размером с овцу, — старый Фигл коротко улыбнулся. — Но пока каждый Фигл вспоминает ее в тишине. Мы скорбим не так, как вы, ты знашь. Мы носим траур по тем, которые остались.

— Она была и твоей матерью? — спросила Тиффани приветливо.

— Нет. Она была моей сестрой. Она не говоришь тебе, что, когда кельда идет в новый клан, она берет с собой нескольких братьев? Быть одинокой среди незнакомцев очень тяжело, — бездомный вздохнул. — Конечно, со временем клан наполняется ее сыновьями, и ей становится не так одиноко.

— Это, наверное, очень важно и для тебя, — сказала Тиффани.

— Ты быстрая, я предоставлю это тебе, — сказал Уильям. — Я последний из тех, кто приехал. Когда все закончится, я попрошу новую кельду отпустить меня к моему народу в горррах. Это очень богатая страна, это очень крррасивая страна, и это очень крррасивый клан, но я хотел бы умереть в вереске, где был рррожден. Прошу меня пррростить, кельда.

Он отошел и потерялся в тенях кургана.

Тиффани внезапно захотелось вернуться домой. Возможно, это была только печаль Уильяма, но теперь она чувствовала себя похороненной в кургане.

— Я должна отсюда выбраться, — пробормотала она.

— Хорошая идея, — сказал жаб. — Ты должна найти место, где время отличается от остального.

— Но как я могу сделать это? — крикнула Тиффани. — Время нельзя увидеть!

Она просунула руки во входное отверстие и выползла на свежий воздух.

В доме были большие старые часы, и время на них устанавливали раз в неделю. Таким образом, когда ее отец отправлялся на рынок в Корзинки, он запоминал, в каком положении находятся стрелки часов, а когда возвращался, ставил стрелки в такое же положение. Так или иначе, это была только условность. Все плясали от солнца, а солнце не могло ходить не так, как надо.

Теперь Тиффани лежала среди старых ветвей терновника, непрерывно шелестевших на ветру. Курган походил на небольшой остров в бесконечном торфе; последние первоцветы и даже несколько резных наперстянок росли здесь между корнями колючих кустов. Ее передник лежал там же, где она его оставила.

— Она, возможно, только что сказала мне, где искать, — сказала она.

— Но она не знала, где это может быть, — сказал жаб. — Она знала только признаки, по которым надо искать.

Тиффани перевернулась и внимательно посмотрела в небо. «Это будет сиять», — сказала кельда.

— Думаю, мне надо поговорить с Хэмишем, — сказала она.

— Твоя правда, хозяйка, — сказал голос у нее над ухом.

Она повернула голову.

— Как давно ты здесь? — спросила она.

— Все время, хозяйка, — сказал пиксти. — Остальные высунули головы из-за деревьев и из-под листьев. На кургане их было, по меньшей мере, двадцать.

— Вы наблюдали за мной все время?

— Да, хозяйка. То наша задача — смотреть за нашей кельдой. Я здесь завсегда, потомуш я учусь быть, как бездомный, — молодой Фигл махнул рукой в сторону нескольких мышедуев. — Они не разрешашь мне играть внутри, — говоришь, что моя музыка похож на паука, что хочет