раз произнесших смертный приговор царскому правительству, подлые лакеи подлого правительства должны были отступить. Они отказались от погрома.
Но значит ли это, граждане, что царское правительство впредь не постарается устраивать погромы? Далеко нет! Пока оно живо) и чем более оно теряет почву, тем чаще оно будет прибегать к погромам. Единственное средство искоренить
Вы дорожите вашей жизнью и жизнью близких вам людей? Вы любите ваших друзей, родственников, и вы не хотите погромов? Так знайте же, граждане, что только с уничтожением царизма уничтожатся погромы и связанные с ними кровопролития!
Низвержение царского самодержавия — вот прежде всего чего должны вы добиваться!
Вы хотите уничтожения
Торжество социализма — вот в конце концов к чему должны вы стремиться!
Но кто сметет с лица земли гнусные порядки царизма, кто избавит вас от погромов? — Пролетариат, руководимый социал-демократией.
А кто разрушит капиталистические порядки, кто водворит на земле международную солидарность? — Тот же пролетариат, руководимый той же социал-демократией.
Пролетариат и только пролетариат — вот кто завоюет вам свободу и мир.
Так сплачивайтесь же вокруг пролетариата и становитесь под знамя социал-демократии!
Под красное знамя, граждане!
Да здравствует демократическая республика!
Долой капитализм!
Да здравствует социализм!
Да здравствует красное знамя!
15 февраля 1905 г.
Коротко о партийных разногласиях[91]
“Социал-демократия есть соединение рабочего движения с социализмом”.
Слишком уж назойливы наши “меньшевики”! Я говорю о тифлисских “меньшевиках”. Прослышали они, что в партии имеются разногласия, и заладили: хочешь — не хочешь, мы всегда и везде будем говорить о разногласиях, хочешь — не хочешь, мы направо и налево будем ругать “большевиков”! Вот и ругаются вовсю, словно одержимые. На всех перекрестках, среди ли своих или чужих, словом, где попало, вопят одно и то же: остерегайтесь “большинства”, они — чужие, неверные. Не довольствуясь “обычным” поприщем, они перенесли “дело” в легальную литературу и тем лишний раз показали миру свою… назойливость.
В чем же провинилось “большинство”? Почему так “серчает” наше “меньшинство”?
Обратимся к истории.
Впервые “большинство” и “меньшинство” возникло на втором съезде партии (1903 г.). Это был съезд, на котором наши разрозненные силы должны были объединиться в единую, мощную партию. Большие надежды возлагали мы, партийные работники, на этот съезд. Наконец-то! — восклицали мы радостно, — и мы дождемся объединения в единую партию, и мы получим возможность действовать по единому плану!.. Разумеется, мы действовали и до этого, но наши действия были разрозненны и неорганизованны. Разумеется, мы и до этого пытались объединиться, именно для этого и созвали мы первый съезд партии (1898 г.), даже, как будто, и “объединились”, однако это единство существовало лишь на словах: партия все еще оставалась раздробленной на отдельные группы, силы все еще были распылены и нуждались в объединении, И вот, второй съезд партии должен был собрать разрозненные силы и сплотить их воедино. Мы должны были создать единую партию.
Но на деле оказалось, что наши надежды были, до известной степени, преждевременны. Съезд не смог дать нам единой и нераздельной партии, он только заложил фундамент такой партии. Зато съезд ясно показал нам, что в партии существует два направления: направление “Искры” (речь идет о старой “Искре”) [92] и направление ее противников, В соответствии с этим съезд разделился на две части: на “большинство” и “меньшинство”. Первые примкнули к направлению “Искры” и сплотились вокруг нее; вторые же” как противники “Искры”, заняли противоположную позицию.
Таким образом, “Искра” превратилась в знамя партийного “большинства”, а позиция “Искры” стала позицией “большинства”.
По какому пути шла “Искра”, что защищала она? Чтобы понять это, необходимо знать, в каких условиях выступила она на историческое поприще.
“Искра” начала выходить в декабре 1900 г. Это было время, когда в русской промышленности начинался кризис. Промышленный расцвет, сопровождавшийся рядом профессиональных стачек (1896- 98 гг.), постепенно сменялся кризисом. Кризис обострялся со дня на день и стал препятствием для профессиональных стачек. Несмотря на это, рабочее движение прокладывало себе путь и шло вперед: отдельные ручейки сливались в один поток, движение приобретало классовый оттенок и постепенно становилось на путь политической борьбы. Рабочее движение росло с поразительной быстротой… Только не видно было передового отряда, социал-демократии,[41] которая внесла бы в это движение социалистическое сознание, соединила бы его с социализмом и, таким образом, придала бы борьбе пролетариата социал-демократический характер.
Что же делали тогдашние “социал-демократы” (их называли “экономистами”)? Они курили фимиам стихийному движению и беззаботно твердили: социалистическое сознание не так уж необходимо для рабочего движения, оно и без того хорошо достигнет своей цели, суть дела в самом движении. Движение — все, а сознание — мелочь.
В чем же в таком случае состоит назначение российской социал-демократии? Она должна быть послушным орудием стихийного движения, — утверждали они. Не наше дело вносить социалистическое сознание в рабочее движение, не наше дело возглавлять это движение, — это было бы бесплодным насилием, наш долг — лишь прислушиваться к движению и точно отмечать то, что происходит в общественной жизни, — мы должны плестись в хвосте стихийного движения. [42] Одним словом,
Кто не признает социал-демократии, тот не должен признавать и социал-демократическую партию. Именно поэтому “экономисты” так настойчиво твердили, что существование политической партии пролетариата в России невозможно. Пусть либералы занимаются политической борьбой, им это больше к лицу, — говорили они. Что же делать нам, социал-демократам? Мы должны по-прежнему существовать в виде отдельных кружков и действовать обособленно, каждый в своем углу.
Таким образом, с одной стороны, рабочее движение росло, и оно нуждалось в передовом руководящем отряде, с другой стороны, “социал-демократия” в лице “экономистов”, вместо того чтобы возглавить движение, отрицала самое себя и плелась в хвосте движения.
