Элен взглядом, который девушка восприняла как оскорбление. Не выдержав его взгляда, она опустила глаза.
Но его интерес к Элен быстро угас и, закрыв за собой дверь, Доминик прошел по комнате и остановился у камина. Проходя, он почти коснулся Элен.
– Ради Бога! – с неожиданной резкостью сказал он. – Перестаньте смотреть на меня с таким ужасом в глазах, будто боитесь, что я на вас брошусь!
– Я не… – начала было оправдываться Элен, потом вздохнула. – Как… как вы сегодня чувствуете себя?
– После вашего искусного массажа, вы имеете в виду? – язвительно спросил он.
Элен вспыхнула.
– Не дразните меня.
– Вот как? И что же прикажете мне делать?
– Вы могли бы спросить… о моем здоровье.
Его губы тронула язвительная усмешка.
– Вы так считаете? Но есть ли в том необходимость, когда и так видно, что вы полностью поправились?
– Вы даже не потрудились зайти ко мне и узнать о моем здоровье, когда я болела!
– Вы ждали этого?
Элен опустила голову.
– Это было бы проявлением вежливости.
– Но вы же не могли ожидать от меня вежливости, верно? Насколько я помню, вы считаете меня испорченным, изуродованным – морально и физически.
Элен робко взглянула на него.
– Это… это было в самом начале до того… до того, как я узнала вас.
– Вы не знаете меня, мисс Джеймс.
Элен с мольбой протянула к нему руки.
– Прошу вас. Неужели мы не можем вести себя вежливо по отношению друг к другу?
– Если вы хотите сказать, не можем ли мы разговаривать на отвлеченные темы, то думаю, что можем. О чем бы вы хотели поговорить?
– Вы намеренно искажаете смысл моих слов, – в отчаянии произнесла она.
– Напротив, мисс Джеймс, – возразил он, – я стараюсь правильно передать его.
К счастью, именно этот момент выбрал Болт, чтобы появиться в гостиной с накрытым к ужину подносом, от которого исходил весьма аппетитный запах. Элен ждала, что Доминик как всегда пригласит Болта присоединиться к ним, но на этот раз приглашения не последовало, и было трудно сказать, кого это удивило больше – Элен или самого Болта.
За ужином Доминик усиленно выполнял ее просьбу: он говорил о прочитанных книгах, о политике, о тех местах, где ему приходилось бывать, а сам побуждал Элен рассказывать о ее жизни с отцом и мачехой. Незаметно для себя она рассказала ему то, о чем уже поведала Болту, и выслушала ту оценку, которую Доминик дал ее отцу. Выслушав, Доминика, Элен постепенно стала понимать, что отец глубоко страдал от одиночества после смерти ее матери, и именно желание заглушить боль утраты стало движущей силой его стремления добиться успеха в бизнесе. Без сомнения, Доминик пользовался своим жизненным опытом, чтобы помочь ей понять чувства отца, и Элен была за это признательна. Только об одном она не говорила с Домиником – о своих отношениях с Майклом Фремли. Эта тема была запретной.
Видя, что Доминик настроен достаточно доброжелательно, Элен набралась мужества и сказала:
– Мне кажется, каждому из нас необходимо чье-то непредвзятое мнение со стороны, чтобы понять свои проблемы. Я хочу сказать, что вы, например, были слишком близко вовлечены в те события, поэтому не можете сами объективно взглянуть на трагедию с вашим братом…
Взгляд Доминика сразу же стал мрачным.
– Кто рассказал вам о моем брате? О, не трудитесь отвечать, я могу догадаться. Это, конечно, Болт. Мне следовало бы знать, что он не сможет держать свой язык за зубами!
Элен расстроилась.
– Пожалуйста, не сердитесь на Болта! Это моя вина. Я спрашивала его, а он только отвечал на мои вопросы.
– Он не имел права обсуждать мои дела.
– Мы не обсуждали ваши дела. Болт только изложил мне факты.
Доминик поднялся на ноги, вздрогнув от острой боли, пронзившей его при резком движении. Он постоял секунду, глядя на склоненную голову Элен, потом медленно отошел. Весь его вид говорил о сдерживаемом раздражении. Элен подняла голову и следила за Домиником взглядом. Она встала из-за стола и пересела на диван, умоляюще глядя на него и страстно желая, чтобы его гнев прошел.
– Доминик… – начала Элен, и он обернулся, холодно взглянув на нее. – Доминик, разве так важно, что Болт мне все рассказал? Это случилось очень давно. Почему мы не можем говорить об этом?
Доминик стоял неподвижно, тяжело опираясь на больную ногу.