матери, а Агнес. Но результат, разумеется, был абсолютно тот же, и весь дом встал на уши. Единственным человеком, не потерявшим спокойствия, была сама Элспет. Я, естественно, отрицал все обвинения, но когда Моррисон поставил передо мной «жертву бесчестья», как он это называл, она подтвердила, что это было и случилось на берегу реки по дороге в Глазго. Было ли это по простоте душевной? Вот вопрос, на который я так никогда и не нашел ответа.
При таком раскладе не было смысла отпираться далее. Тогда я сменил тактику и рубанул Моррисону прямо в глаза: чего, дескать, он хотел, оставляя красивую девушку наедине с мужчиной? Мы в армии ведь не монахи, заявил я, на что он зарычал от ярости и запустил в меня чернильницей, но, к счастью, промахнулся. В этот момент на сцене появились остальные. Дочери пылали гневом, — за исключением Элспет, — а миссис Моррисон накинулась на меня с таким зверским выражением лица, что я поджал хвост и обратился в бегство, спасая свою шкуру.
Мне пришлось покинуть дом, даже не собрав пожитки, — их, кстати, мне так и не выслали. Обосноваться я решил в Глазго. В Пэйсли явно становилось жарковато, и я планировал поговорить с местным командиром и объяснить, как джентльмен джентльмену, что будет лучше, если меня направят куда-нибудь в другое место. Меня беспокоило, что он тоже может оказаться одним из этих проклятых пресвитериан, так что я отложил поход к нему на пару дней. В результате этот визит так и не состоялся. Вместо этого мне пришлось самому принимать визитера.
Им оказался крепко сложенный, подвижный тип лет пятидесяти, с военной выправкой, загорелым лицом и колючими серыми глазами. В нем было нечто, выдававшее спортсмена, но, войдя в комнату, он принял деловой вид.
— Мистер Флэшмен, полагаю? — спрашивает он. — Меня зовут Эберкромби.
— Тогда желаю вам удачи, мистер Эберкромби, — отвечаю я. — Я сегодня не намерен ничего покупать, так что закройте дверь и уходите.
Он пристально посмотрел на меня, слегка склонив голову набок.
— Ну, хорошо, — говорит. — Это облегчает дело. Я полагал, что вы можете оказаться из породы слизняков, но вижу, что вы из тех, кого называют плунжеры.
Я поинтересовался, какого черта он имеет в виду.
— Все очень просто, — отвечает он, преспокойнейшим образом усаживаясь в кресло. — У нас есть общие знакомые. Миссис Моррисон из Ренфрью — моя сестра. А Элспет Моррисон — моя племянница.
Это была не самая приятная новость, поскольку вид гостя не доставлял мне удовольствия. Слишком уж самоуверенным он выглядел. Пересилив себя, я посмотрел ему прямо в глаза и заявил, что у него чертовски хорошенькая племянница.
— Не сомневался, что вы держитесь такого мнения, — заявил он. — Обидно было бы узнать, что гусары не разбираются в таких вещах. — Эберкромби не спускал с меня глаз, так что я повернулся и отошел в другой конец комнаты. — Дело в том, — продолжал он, — что мы готовимся к свадьбе. Вам не стоит терять времени.
Я взял было бутылку и стакан, но, услышав это заявление, едва не выронил их. У меня перехватило дыхание.
— Что, черт возьми, вы хотите сказать? — говорю я. Потом расхохотался. — Вы действительно думаете, что я женюсь на ней? Ей богу, да вы с луны свалились!
— Это почему?
— Потому что я не настолько глуп, — говорю я. Вдруг я почувствовал огромную злость по отношению к этому человеку и его манере говорить со мной. — Если бы каждая девчонка, которой взбрела в голову мысль покувыркаться в кровати, выходила замуж, откуда взялось бы столько старых дев, а? И неужели вы думаете, что из-за такого пустяка я стану жениться?
— А честь моей племянницы?
— Честь вашей племянницы! Честь дочери какого-то фабриканта! О, я разгадал вашу игру! Хорошенькая возможность устроить свои дела, не так ли? Шанс выдать племянницу за джентльмена? Почуяли запах добычи, дружок? Тогда позвольте заявить вам…
— Что до хорошей возможности, — прервал он меня, — то я скорее предпочел бы выдать ее за какую-нибудь темнокожую обезьяну, чем за вас. Должен понимать так, что вы отказываетесь от чести предложить руку моей племяннице?
— Черт вас побери, идиот! Вы понимаете правильно. А теперь убирайтесь!
— Превосходно, — заявляет он, сверкнув глазами. — Этого я и ожидал. — Он поднялся и расправил сюртук.
— Что вы имеете в виду, проклятье?
Он улыбнулся.
— Я пришлю к вам своего друга. Он уладит все дела. Мне не по душе дуэли, но в данном случае мне доставит огромное удовольствие вогнать в вас пулю или клинок, — он нахлобучил на голову шляпу. — Осмелюсь предположить, знаете ли, что дуэлей в Глазго не было лет уже пятьдесят или больше. Эта станет настоящей сенсацией.
Я растерялся, но быстро пришел в себя.
— Бог мой, — говорю я с ухмылкой, — уж не думаете ли вы, что я стану с вами драться?
— А почему нет?
— Джентльмен может драться с джентльменом, — говорю я и бросаю на него уничижительный взгляд. — Но не с лавочником.
— И снова вы заблуждаетесь, — с улыбкой говорит он. — Я адвокат.
— Так и читайте свои законы. С адвокатами мы тоже не деремся.
— Готов согласиться, если вам угодно. Но вы не можете отказать своему собрату-офицеру, мистер Флэшмен. Хотя, как вы видите, я и не служу в данный момент, ранее мне выпала честь состоять в чине капитана в Девяносто третьем пехотном сазерлендском. Вам приходилось слышать о нем? Мне даже довелось принять участие в боях. — Его улыбка стала почти радушной. — Если вы сомневаетесь в моей
Он почти подошел к двери, когда я наконец снова обрел голос.
— К дьяволу вас, да и его тоже! Я не стану драться!
Он повернулся.
— В таком случае, я буду иметь удовольствие отстегать вас хлыстом прямо на улице. И я это сделаю. Ваш командир — лорд Кардиган, если не ошибаюсь? — будет счастлив прочитать об этом случае в «Таймс», можете не сомневаться.
Он вцепился в меня мертвой хваткой, это я понял сразу. Это будет концом моей карьеры — получить удар от этого чертова пехотинца-деревенщины, да еще и отставного. Я стоял, обуреваемый яростью и страхом, и проклинал тот день, когда положил глаз не его проклятую племянницу. Мой мозг напряженно искал выход. Я решил сменить тактику.
— Возможно, вы не отдаете себе отчета, с кем имеете дело, — заявил я и поинтересовался, не приходилось ли ему слышать о деле Бернье: я был уверен, что отзвуки его докатились и до такой глуши, как Глазго, поэтому решил про него напомнить.
— Кажется, припоминаю некую статейку, — говорит он. — Мистер Флэшмен, вы намекаете, что я должен испугаться? Отступить? Да я только вернее стану наводить пистолет, не сомневайтесь!
— Черт побери, — вскричал я. — Постойте.
Эберкромби остановился, внимательно глядя на меня.
— Ну ладно, чтоб вам пусто было, — говорю я. — Сколько вы хотите?
— Я предполагал, что до этого дойдет, — заявляет он. — Когда таких крыс, как вы, загоняют в угол, они хватаются за свой кошелек. Вы напрасно теряете время, Флэшмен. Я возьму у вас только обещание жениться на Элспет или вашу жизнь.
И мне не удалось поколебать его. Я просил, молил, клянчил о любой возможности откупиться от свадьбы. Я почти расплакался, но с таким же успехом мог пытаться разжалобить скалу. Женись или умри, стоял он на своем, и у меня почему-то сложилось убеждение, что старик чертовски ловко умеет обращаться с пистолетами. Делать было нечего: в конце концов я пошел на попятный и согласился жениться.
